Прошло свыше 90 лет с кровопролитной гражданской войны в Финляндии. Одни историки, в соответствии с давней финляндской традицией, продолжают называть события зимы-весны 1918 года "освободительной войной", другие считают войной гражданской или "борьбой классов"
Эта война до сих пор вызывает различные мнения в финском обществе. До сих пор находят новые материалы о тех событиях. Особенный интерес вызывает найденный в архивах рапорт от 3 апреля 1919 г. лейтенанта Гавриила Евгеньевича фон Дихта в Стокгольм, военно-морскому агенту Сибирского правительства адмирала Колчака в Швеции и Норвегии — о положении Финляндии и русских в стране.
Надо сразу сказать, что, несмотря на немецкую фамилию, лейтенант фон Дихт служил в русском военно-морском флоте, и таких тогда было немало.
65-страничный рапорт лейтенанта дает новый взгляд на общепринятое в наше время мнение на те трагические события. Наиболее интересными представляют те части рапорта, в которых рассказывается о роли немцев в разгроме красных, положении русского населения в 1917—1919 гг. в Финляндии.
Наплыв беженцев из России
Численность российских подданных в Финляндии к лету 1917 г. достигла 200 тыс. человек, включая 125-тысячный личный состав армейских частей и подразделений, прежде всего дислоцированного в Финляндии 42-го армейского корпуса, войск пограничной стражи и кораблей Балтийского флота, базировавшихся в портах Финляндии.
Захват власти большевиками вынудил финнов отделиться от России, так как эту новую политическую систему они никак не могли принять.
"Новая Советская Россия была для финнов символом всего самого плохого, что было в России для Финляндии. Дорогая многим классическая русская культура в ленинской России тоже была отодвинута на обочину, а старая интеллигенция причислена к агентам классового врага", — отмечает профессор Т.Вихавайнен. С тех пор оба государства пошли каждое своим путем.
С приходом большевиков к власти в России наплыв беженцев в Финляндию увеличился. "Еще со времени начала революции я, к своему удивлению и к чувству полного удовлетворения, замечал, как отношение местного общества — как к русской интеллигенции, так и к офицерству — стало принимать благожелательный характер. Это объясняется тем чувством сострадания, которое было вызвано у финнов под впечатлением зверского истребления офицеров, имевшего место во время революции в Гельсингофорсе", — так начал свой рапорт лейтенант фон Дихт.
Вспыхнувшие гражданские войны в уже независимой Финляндии и в России сблизила эти чуждые до сих пор друг другу общества и, казалось, в одно время объединила их в стремлении оказать сопротивление пролетарскому насилию. Активная гражданская война между белыми и красными велась только в северной Финляндии. В южной Финляндии малочисленность белогвардейских организаций заставила их перейти к подпольной работе.
Некоторая часть русского офицерства приняла деятельное участие в работе этих организации, добывая им снаряжение и оружие, пулеметы. Несколько офицеров вошло в состав этих организации. К примеру, русские морские офицеры оказали финнам неоценимую услугу, не дав увести ледоколы "Волынец", "Тармо", яхту "Эллекен".
Так как деятельность русских офицеров была тайной и немногочисленной, она осталась малоизвестной финскому обществу. Так или иначе, симпатии к русским офицерам оценивалась по достоинству. Внезапное появление на арене борьбы немцев в корне изменило ситуацию.
"Грандиозность немецких военных операций в разрешении ситуации на юге Финляндии произвело на финнов сильное впечатление, что прошлая скромная деятельность их организаций оставила впечатление чего-то ненужного, жалкого. Нужно отдать справедливость, что быстрому подавлению мятежа красных финны обязаны немцам. Не подлежит сомнению и то, что выступление немцев дало возможность северной армии Маннергейма ликвидировать восстание. Финны, если бы и добились бы этих результатов, то за больший бы срок", — пишет в своем рапорте Дихт.
Белый террор
Настроение белой армии было не в пользу немцев. Те своими победами вырвали пальму первенства разгрома красных у белых. Под нажимом немецкой армии и егерей, ранее служивших в германской армии, те немногочисленные русские офицеры, которые были в белой армии, вынуждены были уйти.
После победы над красными начался белый террор. Финны, приписывая успехи красных содействию русских большевиков, расправлялись с участниками этой войны определенно, без каких-либо разбирательств расстреливали сразу после взятия в плен. Это делалось по распоряжению высших военных властей белой армии.
К сожалению, русский генерал Маннергейм не остановил казни своих бывших товарищей по оружию. Количество русских, воевавших на стороне красных, было немногочисленным, но террор распространился на всех.
Русские гарнизоны, не желая участвовать в междоусобной войне в Финляндии и ожидая отправки на родину, добровольно сдавали оружие и сдавались в плен немногочисленным небоеспособным подразделениям белых. Результатом было то, что к ним стали относиться как к военнопленным с вытекающими отсюда обстоятельствами. На юге русские гарнизоны сдавались немцам, так как подразделении белых практически было немного.
Нельзя упускать из вида и тот факт, что армия Финляндии была бывшим противником Германии по первой Мировой войне.
Из-за антирусских настроений, которые царили в финской белой армии, крутой расправе подвергалось мирное русское население. Как пишет Дихт, "я боюсь назвать точную цифру расстрелянных; в Выборге таким образом цифра достигла 400—600 человек".
Как пишет в своем рапорте лейтенант Дихт, "финны со свойственной им грубостью и бессердечием расправлялись со своими, которые были уже обезврежены и сдались на милость победителя".
Представляется интересным тот факт в рапорте Дихта, что русское население во времена "красных" не испытывало таких неудобств и притеснений, которым подвергалось местное финское население.
"Если русское общество не особенно тяготилось "красным режимом", то все же неуверенность в будущем, далеко не симпатизирующие чувства к установившемуся в стране коммунистическому укладу жизни, заставляли его желать возвращения к прежнему, что связывалось в представлении общества с приходом белых".
Желание это усиливалось теми соображениями, что жизнь в советской России никому не улыбалась, и они решили остаться в Финляндии. Некоторые россияне располагали некоторыми сбережениями и над будущим особенно не задумывались, а люди без всяких средств питали твердую уверенность, что при будущем режиме интеллигенция найдет себе труд и заработок.
Некоторую неловкость и опасение русские испытывали с приходом немцев. Немцы же не позволяли каких-либо враждебных или некорректных выступлений в отношении своего вчерашнего противника. Немцы в течение своего пребывания в Финляндии, являясь фактическими хозяевами страны, в вопросах внутреннего управления не проявляли вмешательства.
С момента появления в Финляндии немцы предъявили русскому командованию требование выполнить условие Брестского договора, вывести из Финляндии сухопутные силы и военные корабли. Финны всячески мешали исполнению этого решения, и оставшийся в Гельсингфорсе русский вице-адмирал Зеленый обращался к немцам за помощью в разрешении споров с финнами, и немцы помогали.
Страх перед будущим
Милитаризация внутренней жизни Финляндии содействовала перенесению образа внешнего врага во внутренние отношения между представителями разных национальностей государства. После первых дней водворения белых некоторые губернаторы потребовали от всех российских подданных в определенный срок покинуть пределы Финляндии. Не исполнившим грозило тюремное заключение. Отсрочки же давались на непродолжительное время.
Многие из семей, все состояние которых состояло из квартирной обстановки, должны были бросить это или продавать за бесценок. Владельцы квартир, поддерживаемые властями, требовали немедленного освобождения квартир, договоры на аренду уже не имели силы.
Многие из русских были посажены в тюрьму по обвинению в содействии красным по простому доносу. Все это сопровождалось травлей русских в прессе. Русское население металось в панике, приходя в ужас от одной мысли возвращаться в Россию. Никто не скрывал своего страха перед будущим. В отходивших в Россию кораблях у матросов и солдат было твердое убеждение, что все оставшиеся в Финляндии русские — это белогвардейцы, которые продали флот немцам.
Вот при таких обстоятельствах, выгоняемое из страны выезжало русское население из Гельсингфорса в ужасных условиях, на русских пароходах, сопровождаемое улюлюканьем финской печати и надменным отношением финской администрации, которые не скрывали злорадства над своим вековым угнетателем.
Беззастенчивость их доходила до того, что продуктов разрешали брать с собой только на три дня, все остальное рассматривалось как "военный трофей". Острое чувство обиды переполняло тех, кто оказывал финнам помощь в "освободительной борьбе".
В 1917—1918 годах в Финляндии были трудности с продовольствием. У финского общества создалось стойкое мнение, что русские их объедают. По этой причине русским сперва не выдавали продовольственные карточки. Впоследствии власти поняли, что жалкое число оставшихся русских не могло их объедать, и выдало им карточки.
Нужно сказать, что обеспечение семей военнослужащих велось через интендантство соответствующих частей и подразделений русских гарнизонов, и не было причин обвинять русских в том, что они "объедают" Финляндию.
"Благонадежный элемент"?
Осенью 1918 года, казалось бы, ситуация стала меняться. Пресса стала писать в более примирительном тоне о русских. "Оставшиеся в Финляндии русские не угрожают общественному порядку", "местная печать одобрила решение властей оставить этот "благонадежный элемент" в стране и нашла справедливым наделение их продовольственными карточками". "Губернские власти стали чаще давать отсрочки на выезд из страны", — так описывает лейтенант Дихт ситуацию осени 1918 и 1919 годов.
С началом гражданской войны в России Финляндия стала ощущать наплыв беженцев. Бремя человеколюбия и гостеприимства оказалось не по плечу и не по вкусу Финляндии. Русские беженцы стали в тягость. У финнов появилась боязнь, что с беженцами в страну проникнут большевистские элементы и сторонники монархии, единой неделимой России.
Одна из газет Финляндии, выражающая мнение широких и правящих слоев финского общества, писала 28 декабря 1918 г.: "Наша страна по своему политическому и экономическому положению не может быть рассматриваема как убежище для всех, желающих покинуть Россию. Не может быть и вопроса о том, чтобы прямые враги нашего общества и свободы получали здесь защиту и кров".
Мало помалу, под влиянием этой возобновившейся газетной травли, финские власти изменили свое доброжелательное отношение к русским, и был принят ряд мер, имевших целью заставить русских эмигрантов выехать из Гельсингфорса. Полицмейстер в первый день Рождества отдал распоряжение в 3-дневный срок выселить 75% русских подданных из гостиниц и комнат для приезжающих.
В этом есть другая сторона медали. Состоятельные беженцы, которых было немало, селились в дорогих отелях Гельсингфорса и Выборга, имея возможность проводить время в удовольствиях и развлечениях. Как пишет Дихт, "наши состоятельные "беженцы"… перейдя границу со всеми возможными тогда удобствами и безопасностью, вели беззаботную жизнь в роскошных ресторанах и отелях и этим своим бестактным поведением вызывали негодование как у финского населения, так и у русского — с той только разницей, что финское общественное мнение обрушивалось на всех наших эмигрантов, не замечая сотни тех страдальцев, беженцев, которые в силу своего материального поведения проживали в тревоге, терпели нужду, холод и голод и морально были угнетены, благодаря травле со стороны печати и попрекавших тем куском хлеба, которым финны должны были делиться с беженцами".
Тут надо упомянуть один момент. Тогдашний премьер-министр Финляндии, отвечая на вопрос о продовольствии, сказал, что союзники, допуская в Финляндию продовольствие, имели в виду и здешнее русское население. Спрашивается: почему бы сразу не отказать в этой тяжелой жертве и не закрыть границу для русских беженцев, как впоследствии было сделано?
В своем рапорте лейтенант Дихт писал о попытках финских властей отправить русских офицеров на эстонский фронт и на север, в Мурманск, но наученные горьким опытом в Финляндии русские офицеры, за небольшим исключением, не поехали. В большинстве русские офицеры были монархистами и присягали на верность царю и за единую и неделимую Россию, и воевать на стороне тех, кто был за отделение от России, будь они даже против большевиков, не хотели.
В заключение лейтенант Дихт пишет: "Финляндия — страна недругов России, и мне, осведомленному о настроениях финского общества, ясно, что если 50% вместе приходится на друзей и недоброжелателей России, то оставшиеся 50% являются убежденными врагами России из-за слепого чувства ненависти к ней. Я всегда считался среди русских заядлым финноманом и не скрывал истинных симпатии к Финляндии, но после того, как был личным свидетелем финского несправедливого и подчас возмутительного отношения к моим бесприютным и обездоленным соотечественникам, среди которых большинство было доброжелателями финнов, мои добрые чувства к финнам сменились чувством негодования".
Такой был рапорт лейтенанта Дихта военно-морскому агенту морского министра Временного Сибирского правительства адмирала Колчака. Это был взгляд русского офицера на ситуацию в Финляндии, положении русских, потом прибывших беженцев, отношений финнов на том историческом этапе становления независимого государства к постоянно проживающим в стране русским подданным, позднее беженцам, и к офицерам.
25.04.2011
Юрий Вангонен
"Спектр", Финляндия
Эта война до сих пор вызывает различные мнения в финском обществе. До сих пор находят новые материалы о тех событиях. Особенный интерес вызывает найденный в архивах рапорт от 3 апреля 1919 г. лейтенанта Гавриила Евгеньевича фон Дихта в Стокгольм, военно-морскому агенту Сибирского правительства адмирала Колчака в Швеции и Норвегии — о положении Финляндии и русских в стране.
Надо сразу сказать, что, несмотря на немецкую фамилию, лейтенант фон Дихт служил в русском военно-морском флоте, и таких тогда было немало.
65-страничный рапорт лейтенанта дает новый взгляд на общепринятое в наше время мнение на те трагические события. Наиболее интересными представляют те части рапорта, в которых рассказывается о роли немцев в разгроме красных, положении русского населения в 1917—1919 гг. в Финляндии.
Наплыв беженцев из России
Численность российских подданных в Финляндии к лету 1917 г. достигла 200 тыс. человек, включая 125-тысячный личный состав армейских частей и подразделений, прежде всего дислоцированного в Финляндии 42-го армейского корпуса, войск пограничной стражи и кораблей Балтийского флота, базировавшихся в портах Финляндии.
Захват власти большевиками вынудил финнов отделиться от России, так как эту новую политическую систему они никак не могли принять.
"Новая Советская Россия была для финнов символом всего самого плохого, что было в России для Финляндии. Дорогая многим классическая русская культура в ленинской России тоже была отодвинута на обочину, а старая интеллигенция причислена к агентам классового врага", — отмечает профессор Т.Вихавайнен. С тех пор оба государства пошли каждое своим путем.
С приходом большевиков к власти в России наплыв беженцев в Финляндию увеличился. "Еще со времени начала революции я, к своему удивлению и к чувству полного удовлетворения, замечал, как отношение местного общества — как к русской интеллигенции, так и к офицерству — стало принимать благожелательный характер. Это объясняется тем чувством сострадания, которое было вызвано у финнов под впечатлением зверского истребления офицеров, имевшего место во время революции в Гельсингофорсе", — так начал свой рапорт лейтенант фон Дихт.
Вспыхнувшие гражданские войны в уже независимой Финляндии и в России сблизила эти чуждые до сих пор друг другу общества и, казалось, в одно время объединила их в стремлении оказать сопротивление пролетарскому насилию. Активная гражданская война между белыми и красными велась только в северной Финляндии. В южной Финляндии малочисленность белогвардейских организаций заставила их перейти к подпольной работе.
Некоторая часть русского офицерства приняла деятельное участие в работе этих организации, добывая им снаряжение и оружие, пулеметы. Несколько офицеров вошло в состав этих организации. К примеру, русские морские офицеры оказали финнам неоценимую услугу, не дав увести ледоколы "Волынец", "Тармо", яхту "Эллекен".
Так как деятельность русских офицеров была тайной и немногочисленной, она осталась малоизвестной финскому обществу. Так или иначе, симпатии к русским офицерам оценивалась по достоинству. Внезапное появление на арене борьбы немцев в корне изменило ситуацию.
"Грандиозность немецких военных операций в разрешении ситуации на юге Финляндии произвело на финнов сильное впечатление, что прошлая скромная деятельность их организаций оставила впечатление чего-то ненужного, жалкого. Нужно отдать справедливость, что быстрому подавлению мятежа красных финны обязаны немцам. Не подлежит сомнению и то, что выступление немцев дало возможность северной армии Маннергейма ликвидировать восстание. Финны, если бы и добились бы этих результатов, то за больший бы срок", — пишет в своем рапорте Дихт.
Белый террор
Настроение белой армии было не в пользу немцев. Те своими победами вырвали пальму первенства разгрома красных у белых. Под нажимом немецкой армии и егерей, ранее служивших в германской армии, те немногочисленные русские офицеры, которые были в белой армии, вынуждены были уйти.
После победы над красными начался белый террор. Финны, приписывая успехи красных содействию русских большевиков, расправлялись с участниками этой войны определенно, без каких-либо разбирательств расстреливали сразу после взятия в плен. Это делалось по распоряжению высших военных властей белой армии.
К сожалению, русский генерал Маннергейм не остановил казни своих бывших товарищей по оружию. Количество русских, воевавших на стороне красных, было немногочисленным, но террор распространился на всех.
Русские гарнизоны, не желая участвовать в междоусобной войне в Финляндии и ожидая отправки на родину, добровольно сдавали оружие и сдавались в плен немногочисленным небоеспособным подразделениям белых. Результатом было то, что к ним стали относиться как к военнопленным с вытекающими отсюда обстоятельствами. На юге русские гарнизоны сдавались немцам, так как подразделении белых практически было немного.
Нельзя упускать из вида и тот факт, что армия Финляндии была бывшим противником Германии по первой Мировой войне.
Из-за антирусских настроений, которые царили в финской белой армии, крутой расправе подвергалось мирное русское население. Как пишет Дихт, "я боюсь назвать точную цифру расстрелянных; в Выборге таким образом цифра достигла 400—600 человек".
Как пишет в своем рапорте лейтенант Дихт, "финны со свойственной им грубостью и бессердечием расправлялись со своими, которые были уже обезврежены и сдались на милость победителя".
Представляется интересным тот факт в рапорте Дихта, что русское население во времена "красных" не испытывало таких неудобств и притеснений, которым подвергалось местное финское население.
"Если русское общество не особенно тяготилось "красным режимом", то все же неуверенность в будущем, далеко не симпатизирующие чувства к установившемуся в стране коммунистическому укладу жизни, заставляли его желать возвращения к прежнему, что связывалось в представлении общества с приходом белых".
Желание это усиливалось теми соображениями, что жизнь в советской России никому не улыбалась, и они решили остаться в Финляндии. Некоторые россияне располагали некоторыми сбережениями и над будущим особенно не задумывались, а люди без всяких средств питали твердую уверенность, что при будущем режиме интеллигенция найдет себе труд и заработок.
Некоторую неловкость и опасение русские испытывали с приходом немцев. Немцы же не позволяли каких-либо враждебных или некорректных выступлений в отношении своего вчерашнего противника. Немцы в течение своего пребывания в Финляндии, являясь фактическими хозяевами страны, в вопросах внутреннего управления не проявляли вмешательства.
С момента появления в Финляндии немцы предъявили русскому командованию требование выполнить условие Брестского договора, вывести из Финляндии сухопутные силы и военные корабли. Финны всячески мешали исполнению этого решения, и оставшийся в Гельсингфорсе русский вице-адмирал Зеленый обращался к немцам за помощью в разрешении споров с финнами, и немцы помогали.
Страх перед будущим
Милитаризация внутренней жизни Финляндии содействовала перенесению образа внешнего врага во внутренние отношения между представителями разных национальностей государства. После первых дней водворения белых некоторые губернаторы потребовали от всех российских подданных в определенный срок покинуть пределы Финляндии. Не исполнившим грозило тюремное заключение. Отсрочки же давались на непродолжительное время.
Многие из семей, все состояние которых состояло из квартирной обстановки, должны были бросить это или продавать за бесценок. Владельцы квартир, поддерживаемые властями, требовали немедленного освобождения квартир, договоры на аренду уже не имели силы.
Многие из русских были посажены в тюрьму по обвинению в содействии красным по простому доносу. Все это сопровождалось травлей русских в прессе. Русское население металось в панике, приходя в ужас от одной мысли возвращаться в Россию. Никто не скрывал своего страха перед будущим. В отходивших в Россию кораблях у матросов и солдат было твердое убеждение, что все оставшиеся в Финляндии русские — это белогвардейцы, которые продали флот немцам.
Вот при таких обстоятельствах, выгоняемое из страны выезжало русское население из Гельсингфорса в ужасных условиях, на русских пароходах, сопровождаемое улюлюканьем финской печати и надменным отношением финской администрации, которые не скрывали злорадства над своим вековым угнетателем.
Беззастенчивость их доходила до того, что продуктов разрешали брать с собой только на три дня, все остальное рассматривалось как "военный трофей". Острое чувство обиды переполняло тех, кто оказывал финнам помощь в "освободительной борьбе".
В 1917—1918 годах в Финляндии были трудности с продовольствием. У финского общества создалось стойкое мнение, что русские их объедают. По этой причине русским сперва не выдавали продовольственные карточки. Впоследствии власти поняли, что жалкое число оставшихся русских не могло их объедать, и выдало им карточки.
Нужно сказать, что обеспечение семей военнослужащих велось через интендантство соответствующих частей и подразделений русских гарнизонов, и не было причин обвинять русских в том, что они "объедают" Финляндию.
"Благонадежный элемент"?
Осенью 1918 года, казалось бы, ситуация стала меняться. Пресса стала писать в более примирительном тоне о русских. "Оставшиеся в Финляндии русские не угрожают общественному порядку", "местная печать одобрила решение властей оставить этот "благонадежный элемент" в стране и нашла справедливым наделение их продовольственными карточками". "Губернские власти стали чаще давать отсрочки на выезд из страны", — так описывает лейтенант Дихт ситуацию осени 1918 и 1919 годов.
С началом гражданской войны в России Финляндия стала ощущать наплыв беженцев. Бремя человеколюбия и гостеприимства оказалось не по плечу и не по вкусу Финляндии. Русские беженцы стали в тягость. У финнов появилась боязнь, что с беженцами в страну проникнут большевистские элементы и сторонники монархии, единой неделимой России.
Одна из газет Финляндии, выражающая мнение широких и правящих слоев финского общества, писала 28 декабря 1918 г.: "Наша страна по своему политическому и экономическому положению не может быть рассматриваема как убежище для всех, желающих покинуть Россию. Не может быть и вопроса о том, чтобы прямые враги нашего общества и свободы получали здесь защиту и кров".
Мало помалу, под влиянием этой возобновившейся газетной травли, финские власти изменили свое доброжелательное отношение к русским, и был принят ряд мер, имевших целью заставить русских эмигрантов выехать из Гельсингфорса. Полицмейстер в первый день Рождества отдал распоряжение в 3-дневный срок выселить 75% русских подданных из гостиниц и комнат для приезжающих.
В этом есть другая сторона медали. Состоятельные беженцы, которых было немало, селились в дорогих отелях Гельсингфорса и Выборга, имея возможность проводить время в удовольствиях и развлечениях. Как пишет Дихт, "наши состоятельные "беженцы"… перейдя границу со всеми возможными тогда удобствами и безопасностью, вели беззаботную жизнь в роскошных ресторанах и отелях и этим своим бестактным поведением вызывали негодование как у финского населения, так и у русского — с той только разницей, что финское общественное мнение обрушивалось на всех наших эмигрантов, не замечая сотни тех страдальцев, беженцев, которые в силу своего материального поведения проживали в тревоге, терпели нужду, холод и голод и морально были угнетены, благодаря травле со стороны печати и попрекавших тем куском хлеба, которым финны должны были делиться с беженцами".
Тут надо упомянуть один момент. Тогдашний премьер-министр Финляндии, отвечая на вопрос о продовольствии, сказал, что союзники, допуская в Финляндию продовольствие, имели в виду и здешнее русское население. Спрашивается: почему бы сразу не отказать в этой тяжелой жертве и не закрыть границу для русских беженцев, как впоследствии было сделано?
В своем рапорте лейтенант Дихт писал о попытках финских властей отправить русских офицеров на эстонский фронт и на север, в Мурманск, но наученные горьким опытом в Финляндии русские офицеры, за небольшим исключением, не поехали. В большинстве русские офицеры были монархистами и присягали на верность царю и за единую и неделимую Россию, и воевать на стороне тех, кто был за отделение от России, будь они даже против большевиков, не хотели.
В заключение лейтенант Дихт пишет: "Финляндия — страна недругов России, и мне, осведомленному о настроениях финского общества, ясно, что если 50% вместе приходится на друзей и недоброжелателей России, то оставшиеся 50% являются убежденными врагами России из-за слепого чувства ненависти к ней. Я всегда считался среди русских заядлым финноманом и не скрывал истинных симпатии к Финляндии, но после того, как был личным свидетелем финского несправедливого и подчас возмутительного отношения к моим бесприютным и обездоленным соотечественникам, среди которых большинство было доброжелателями финнов, мои добрые чувства к финнам сменились чувством негодования".
Такой был рапорт лейтенанта Дихта военно-морскому агенту морского министра Временного Сибирского правительства адмирала Колчака. Это был взгляд русского офицера на ситуацию в Финляндии, положении русских, потом прибывших беженцев, отношений финнов на том историческом этапе становления независимого государства к постоянно проживающим в стране русским подданным, позднее беженцам, и к офицерам.
25.04.2011
Юрий Вангонен
"Спектр", Финляндия