Статья по той же теме, взятая из сайта "Реакционер".
Остановить Армагеддон
Автор - Вадим Давыдов.
«Атеизм — тонкий лёд, по которому пройдёт один человек, но не пройдёт народ».
«With or without religion, good people can behave well and bad people can do evil; but for good people to do evil — that takes religion». Steven Weinberg
(К вопросу о конфликте цивилизаций)
По мотивам
http://forum.mobile-review.com/showthread.php?t=32611
http://forum.mobile-review.com/showthread.php?t=33792
http://www.kuraev.ru/forum/view.php?subj=50572 и др.
Предуведомление. Вера, неверие и религия
Нигде и никогда я не поднимал голоса против веры. Вера — интимное, глубоко личное, трансцендентное переживание, достойное всяческого уважения. Вера, однако, требует тишины и покоя. В чём истинная вера воистину нуждается — так это в re-ligio, т.е. в наличии обратной связи. (Если верующий искал и нашёл таковую связь в рамках какого-либо церковного или религиозного института — ничего не имею против.) Вера не тождественна религии и религиозности. Верно и обратное. Я совершенно не оспариваю и ни в коей мере не отрицаю желания, стремления и права всех последователей всех без исключения религий верить в то, во что они верят, будь то артефакты или толкования общеизвестных фактов под специфическим, религиозно-апологетическим углом. Тем не менее, я убеждён, что любые попытки настаивать на «преимуществах», «логичности», «обоснованности» чьей-либо веры в те или иные догматы — иначе говоря, проповедь — возможна и уместна только:
при явном обоюдном и положительном интересе со стороны проповедующего и внимающего к факту проповеди как таковому;
в случае, когда проповедующий и внимающий разделяют как цель (убеждение/разубеждение), так и формат (монолог, диалог, многосторонний диспут) процедуры;
личность проповедующего не вызывает антипатии у внимающего (внешний вид, стиль и манера изложения, мимика и жестикуляция и т.п.)
В противном случае проповедь является грубым и опасным нарушением принципа свободы совести и вероисповедания. Мои записки, плод «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», тоже могут быть сочтены проповедью, поэтому я рекомендую читать их только в том случае, если вы согласны со всеми тремя пунктами, обозначенными выше. Это эссе адресовано людям, чьи религиозные убеждения в принципе допускают вероятность мирного (пусть и «холодного») сосуществования двух или более религиозно-мировоззренческих систем. Рассчитывая на внимание, я не претендую ни на бесспорность, ни на окончательность моих размышлений.
Введение
Цель настоящих записок — систематизировать и вербализировать сложившиеся у меня представления по вопросу, который принято именовать «конфликтом цивилизаций». Публикуя их, я скромно надеюсь, что, во-первых, это будет полезно не только мне, и, во-вторых, внесёт некий вклад в оживление полемики по фундаментальным вопросам о судьбах цивилизаций. Записки эти носят достаточно личный и весьма лапидарный характер, хотя я и старался по возможности сохранять объективность и некоторую «возвышенность над схваткой». Как лицо, в значительной мере отождествляющее себя с цивилизацией (для краткости и удобства именуемой в дальнейшем «Запад»), синтетически и творчески воспринявшей наследие цивилизаций-предтеч — средиземноморско-античных, «варварских», иудейской и христианской, — я буду говорить о «переднем крае» этого конфликта, а именно — об исламе и Западе. При этом я постараюсь избегать прямого отождествления Запада и христианской цивилизации, поскольку нынешний Запад уже таковой во многих случаях и смыслах не является, сохраняя при этом устойчивую приверженность христианству и его идейному, моральному, политическому и экономическому содержанию.
К сожалению, «Запад» не смог (надеюсь, пока не смог) выработать свой собственный «Никео-Цареградский Символ Веры», облегчающий и стимулирующий идентификацию себя и с собой. Всеобщая декларация прав человека, хотя и является такой попыткой, на роль такого символа всё-таки не годится. Однако понять, что всё-таки «Западом» не является, уже можно, и сделать это достаточно просто.
(Заметки на полях. Все «озвученные» ниже претензии в адрес ислама не следует ни в коем случае расценивать как призыв к искоренению или уничтожению ислама и/или «перевоспитанию» мусульман, равно как и попытку легализовать такие призывы, исходящие из других источников. Перечисление этих претензий лишь демонстрирует принципиальную несовместимость ислама с психосоматическим типом личности, носителем которого являются, кроме меня, миллионы людей.)
Священные тексты ислама. Коран и хадисы
Тексты, известные нам под этим наименованием, датируются, как известно, VI — VII вв. н. э. и несут в себе, наряду с громадным массивом этнографического и литературного материала, явные и многочисленные следы многовековой религиозно-мировоззренческой и политической конфронтации, имевшей место в указанный исторический период на Ближнем Востоке. Значительная часть текстов, приписываемых Магомету (М.), является поэтическим (зачастую — приблизительным) пересказом «ветхозаветных» событий и реалий.
Невозможно избавиться от стойкого ощущения, что автор пересказа «посещал лекции», послужившие ему источником вдохновения, не очень прилежно, да и слушал их весьма своеобразно: что хотел услышать — услышал, а что не хотел — не услышал. Несомненно, тексты эти являются компиляцией и продуктом многочисленных обработок. Известно, что текст Корана, которым оперируют современные мусульмане, впервые опубликован в текущей редакции в 1923 г.
(Заметки на полях. Мне категорически не нравится Интернет-мода, требующая от любого автора любого высказывания «предъявить ссылку». Заявляю: ссылки не будет. Читал, слышал, видел. Живу давно. Не верите — ищите опровержение и опровергайте. А так, вообще — презумпция невиновности. На всякую сентенцию ссылок не напасёшься. Кроме всего прочего, настоящие записки — не диссертация, поэтому требование предоставить библиографический аппарат, буде таковые возникнут, я со спокойной совестью проигнорирую.)
Как говорят сами мусульмане, красоту аятов и сур Корана может оценить только тот, кто в достаточной мере овладел арабским языком. По мнению многих специалистов, ни один перевод не в состоянии передать очарование и поэтическое совершенство Корана (как невозможно перевести на иностранные языки, например, Пушкина). Учитывая особые, специфические характеристики грамматического и лексического строя арабского языка, я сомневаюсь, что нужный перевод с арабского когда-нибудь появится.
Неоднократные попытки — как самостоятельно, так и с посторонней помощью — проникнуться «абсолютной мудростью Корана» и «величием Ислама» в моём случае не имели ни малейшего результата, вызывая, в основном, улыбку, а иногда — и раздражение. Если Ветхий и Новый Заветы представляют собой (при известной усидчивости) занимательное историческое чтение, одолеваемое без натуги, особенно когда они изложены современным языком и снабжены кратким поясняющим комментарием, то сказать то же самое о Коране я не могу. Ветхий Завет имеет в своей основе стержневой персонаж — ветхозаветный иудейский народ, вокруг которого разворачивается земная и космическая мистерия с участием Высшей Силы. Новый Завет — это репортаж о судьбе выдающейся личности, т.е. тоже в каком-то смысле история. Ничего подобного в Коране нет. Даже в весьма поэтическом изложении Валерии Пороховой Коран — достаточно бессистемный сборник «ветхозаветных» нравоучений и банальностей, поданных «высоким штилем» и крайне безапелляционным тоном, что никак не может способствовать его положительному восприятию в рамках современной «западной» цивилизационной парадигмы. Например, Пушкин в своих подражаниях Корану много поэтичнее и литературнее. Кроме того, Александр Сергеевич — вероятно, интуитивно — вводит в свой «Коран» лирического героя, что задаёт пафосному тексту личностную характеристику, от которой он только выигрывает и в восприятии, и в степени воздействия.
(Заметки на полях. Я осмелюсь утверждать «страшную вещь». Будь наш великий поэт заинтересован в полном переложении Корана (и хадисов) языком русской классической поэзии, мусульман среди русских было бы в разы больше. К счастью для Русской Православной Церкви, Александр Сергеевич был занят совсем другими делами.)
В этой связи интервью переводчицы Корана Валерии Пороховой с её заявлением о том, что Коран — средоточие неизъяснимой мудрости, в которой содержится всё обо всём на все времена (вольная цитата), выглядит для меня весьма странной аберрацией внутреннего зрения. Невозможно (для меня) без содрогания читать подобные откровения человека, получившего разностороннее образование и разумное (наверняка) воспитание, далёкое от религиозного. (Я способен, хотя и с трудом, представить себе ситуацию, когда суждения о Коране, подобные упомянутым выше, высказывает человек, который увидел Коран прежде букваря и полностью оторван от христианско-иудейско-античной литературной традиции и культурно-исторического контекста.) Будучи, видимо, по совокупности стандартов воспитания и складу личности агностиком, я никогда не воспринимал всерьёз религиозной экзальтации, которую вызывают у приверженцев различных религий их т.н. священные тексты. Я в полной мере отдаю должное роли религий в формировании морали путём придания моральным императивам внешних по отношению к человеку причин (указания Творца), что на определённом этапе человеческой истории можно считать прогрессивной деятельностью, а также роли религий вообще в сохранении и укреплении этнокультурных идентификаций. Роль религий (или замещающей религию этической конструкции, такой, как конфуцианство) в формировании цивилизаций — западной, исламской, всех остальных — я склонен считать определяющей.
Интересующихся данным вопросом в деталях отсылаю к трудам Б.Рассела, К.Юнга и др. В работе Л.С. Васильева «История религий Востока» дана по-своему замечательная, а, главное, краткая характеристика всех трёх функций религий — компенсирующей, интегрирующей и регулирующе-контролирующей. Более того: до определённого момента культура и существует в виде (или, точнее, внутри) религии! Религия — колыбель культуры. Религия — воплощение здорового консерватизма, в самые тяжёлые периоды истории обществ сохраняющая в себе основу их структуры, не позволяющую человечеству одичать окончательно. Однако в какой-то момент — для каждой системы он иной — религия становится подмножеством культуры. И горе нам, если мы этого не осознаём!
С другой стороны, религиозность как таковая (или, точнее, сосредоточение на религиозном мировосприятии) представляется мне неким вариантом ментодеструкции, к которой у некоторых личностей имеется очевидная предрасположенность. При этом я никогда не заходил в своём отрицании религиозных верований до того, чтобы вместе с ними безоговорочно отрицать вероятность существования Внешней Причины мироздания и миропорядка.
Пророчества. Личность Магомета
Все сделанные М. т.н. пророчества весьма туманны и могут быть названы пророчествами только после многократных апологетических перетолкований, позиционирующих высказывания М. именно как пророчества. В действительности т.н. пророчества являются либо политическими прогнозами, либо фрагментами межцивилизационных знаний о мире и космосе, щедро разбавленных т.н. «бродячими сюжетами», т.е. межцивилизационными же архетипами.
В этой связи возникает вопрос: что считать пророчеством? (В контексте настоящих записок термин «пророчество» понимается не как дар вообще или процесс боговдохновенного служения, а строго утилитарно.) Существует ли признанное определение этого термина? Ответ, к сожалению, отрицательный. Определение, согласно которому Пророчество — Божественный акт, имеющий духовные цели, предупреждение о грядущих событиях, основанное на сверхзнании, миссионерской задаче, не является исчерпывающим и ограничивается рамками религиозных практик. Поэтому, рискуя навлечь на себя «праведный гнев» верующих всевозможных конфессий, осмелюсь такое определение дать.
Пророчеством считается (устное либо письменное) логически и исторически немотивированное заявление, сделанное физическим лицом (группой лиц) в отношении события (субъектов событий), отстоящих от заявителя на значительном расстоянии по оси обычного времени и/или в пространстве, являющееся предметно-определённым, конкретным и документально зарегистрированным (в идеале — третьей стороной), содержащее условия исполнения и/или неисполнения и предусматривающее непротиворечивые критерии проверки результата.
Пример 1. Я заявляю, что сутки тому назад в Монтевидео разразилась ужасная гроза. В случае, если документально подтвержден факт данного метеорологического события и тот факт, что у меня не было физической возможности ознакомиться с метеорологическими сводками из указанного региона по крайней мере за трое суток до события, данное заявление следует признать ретроспективным пророчеством.
Пример 2. После личной встречи с новоиспечённой супружеской парой, в которой я крайне поверхностно знаком с мужчиной и первый раз в жизни вижу женщину, я заявляю, что они проживут вместе не более 3 лет и разойдутся, а разводу станет предшествовать череда весьма громких скандалов, о которых будут широко осведомлены родственники и знакомые супругов. (Кстати, это совершенно реальный случай из моего собственного жизненного опыта.) В момент наступления события (развода) моё заявление, сделанное ок. 3 лет назад, можно считать сбывшимся перспективным пророчеством.
Пример 3. Поэтическая конструкция вида «Настанет год, России чёрный год, когда царей корона упадёт…» пророчеством быть признано не может, поскольку не указаны ни год, ни декада, ни даже столетие, когда и, главное, каким образом, эта самая корона упадёт и куда закатится, хотя историко-географическая привязка наличествует — корона царей упадёт в России, а не в Бразилии и не в Китае. Кроме того, год падения короны царей в России был не столько чёрным, сколько «полосатым»: для кого-то безусловно чёрным, а для кого-то столь же безусловно светлым и радостным.
Пророчества, оперирующие такими понятиями, как «конец света», «Страшный Суд», «Судный день» и т.д. мы рассматривать не будем по многим причинам. Одна из причин лежит на поверхности: ни одно из этих пророчеств не относится к конкретному историческому периоду. (Известно, что христиане на рубеже 1000 г. активно готовились к «концу света», который так и не наступил даже в отдельно взятой местности. Не исключено, что не оправдавшиеся апокалиптические чаяния спровоцировали то, что принято называть Возрождением.) Кроме того, термин, например, «конец света» весьма расплывчат и беспредметен. С точки зрения жителя, скажем, японского поселения эпохи становления сёгуната Токугава текущий миропорядок определяется как безусловно наступивший «конец света», в то время как мы, живущие и ориентирующиеся в нём, так не считаем.
Исходя из указанного выше определения пророчества и приведённых примеров, каждый человек, умеющий читать и способный к элементарному анализу и синтезу, сделает ясный и непротиворечивый вывод о характере заявлений М., подающихся в качестве пророчеств.
Что же касается личности М., то тут, я думаю, уместно воздержаться от оценочных характеристик, особенно с позиций глубоко усвоенных современных личных и общественных морально-этических концепций — таких, как личная безопасность, неприкосновенность, личные права и свободы им т.п. Хотя некоторые черты личности М. делают для меня абсолютно и безоговорочно невозможным признание М. в качестве политического и/или морального авторитета.
(Заметки на полях. Я совершенно не понимаю, каким образом и стилем мышления нужно обладать, чтобы считать личность, чьё жизнеописание можно прочесть вот тут, боговдохновенным пророком и абсолютным авторитетом, образцом «делать жизнь с кого». Попробуйте провести мысленный эксперимент: подставьте в этом жизнеописании вместо «М.» — «Иван Иванович», а действие из Аравии перенесите на просторы Владимиро-Суздальских земель где-нибудь в середине XII в. Уверен, вас ждёт немало интересных открытий и выводов. Вообще-то, будь я настолько беспринципен, целеустремлён и непоколебимо убеждён в собственном абсолютном превосходстве над всеми остальными человеческими особями (читай — «избранности», или «боговдохновенности»), чтобы учредить религию, я непременно сделал бы это. К счастью для людей, я необычайно ленив и слишком рефлексивен. Воистину, человек — хищник самого высокого порядка, особенно когда его свобода выбора не ограничена самокритикой и самоиронией.)
Цивилизация и менталитет
Несомненно, ислам как совокупный культурно-исторический феномен может и должен быть без обиняков назван цивилизацией. Несомненно и то, что существуют явные и поддающиеся определению отличия исламской цивилизации от других цивилизаций, созданных человеком на планете Земля. Не претендуя на сугубую глубину научного, философского и исторического анализа, соблюсти формат которого в рамках этих записок невозможно, рискну определить те факторы, которые играют, на мой взгляд, ключевую роль.
В точности как и христианство, ислам как религиозно-этическое мировоззрение носит экспансионистский и универсалистский характер. Если иудаизм (послуживший источником вдохновения как для христианства, так и для ислама) предполагает некий «двойной стандарт» в отношении не-иудеев («7 заповедей сыновей Ноя») и декларирует «Спасение» («долю в будущем мире», «Царстве Божием») для тех не-иудеев, которые эти заповеди соблюдают, то ни ислам, ни христианство такой гибкости даже не декларируют. Все, кто не уверовал и/или не заявил об этом, будут приговорены к вечному мучению после наступления события, именуемого «Судный день», «Страшный Суд». (Рассуждения о правомочности и/или истинности этой концепции, как и о факте бытия/небытия Творца, находятся за пределами моего мини-эссе, поэтому я предлагаю воздержаться от них. Тем, кто ещё «окончательно не определился», рекомендую эссе Евгения Горяинова «Непротиворечивая теория Бога», которое можно найти здесь. ) Таким образом, конфликт между христианством (и, шире, Западом) и исламом (так же, как и конфликт ислама с буддизмом или христианства с индуизмом, в отличие от взаимоотношений индуизма с буддизмом) имманентен и онтологичен по своей сути. Вопрос только в том, какой вид, какую форму этот конфликт примет и насколько его последствия повлияют на актуализацию трактовок догматов (не самих догматов) обеих религиозных систем.
Глубоко разработанная в христианстве (в т.ч. на основе античного наследия) идея о Боге как внешней причине видимого и осязаемого мира послужила, в конечном итоге, основанием для эмансипации личности, развития и укоренения индивидуализма, принципа разделения властей на духовные и светские, отделения религии от науки и т.д. Результатом этого далеко не бесконфликтного процесса стало рождение того, что мы называем «Запад». Многие разнообразные по значению и степени влияния факторы обеспечили длительный период технического прогресса и стали причиной политического и экономического (а, как следствие, и идеологического) господства христианских стран («Запада») по отношению ко всем остальным цивилизациям Земли. (Вопрос о том, «хорошо» это или «плохо» — опять за пределами настоящего текста.) В то же время созерцательность буддизма или синтоизма, представления о цикличности либо статичности миропорядка в индуизме, в отличие от идеи поступательного развития в христианстве, привели к технической отсталости и подчинённому статусу этих цивилизаций, что серьёзно умалило их мировоззренческую ценность как для последователей, так и для окружающих.
А что же ислам? Имея опыт общения с представителями исламской цивилизации, берусь определить основную составляющую исламского менталитета как «экзальтированную поэтичность». В одном из сообщений на форуме о. Андрея (Кураева) мусульманин пишет (стилистика и орфография оригинала сохранены):
«Наверное, Вы заметили, что я как-будто знаю русский язык. Но иной раз делаю ошибки, особенно стилистические. Причина — гены. В генах сидит нерусское мышление. Это не плохо, не хорошо, это факт. Точно также во мне должно было бы сидеть мусульманское — специфическое мышление. Оно — в нашей религии, в биографии Мохаммеда, в хадисах, оно в текстах, которые пишут мусульмане здесь, на форуме. […] Специфических черт такого мышления много. Это предмет отдельного разговора. Приведу только одну. ВИТИЕВАТОСТЬ. Она — в неповторимых узорах на мечетях, в стихах наших поэтов, даже в трудах «алимов», объясняющих нам ислам. Эта витиеватость — и в нашей логике».
Попытка обуздать эту «витиеватость» видна в следующем примере. Цитата: «Основным отличием в вопросах толкования первоисточников прежде всего является то, что в суннитском Исламе все убеждения, которые не опираются жестко на Букву Корана и Сунны, либо же не имеют четкой доказательной основы в них, считаются еретическими. При этом положения Корана и Сунны запрещается трактовать методом аллегорий, иносказаний и философией, а выведенные из этих методов философские суждения не имеют никакой богословской значимости. Коран должен быть истолкован, в первую очередь самим Кораном, а после того Сунной пророка и другими, более второстепенными, богословскими методами. (http://ikhlas.sahajayoga.ru/islam/raskol.htm)».
О «витиеватости» свидетельствуют и многолетние наблюдения одного моего хорошего приятеля, преподающего немецкий язык иммигрантам, принадлежащим к исламской цивилизации. По его словам, формальное преподавание грамматики, обращение к попытке систематически излагать логику языка крайне неэффективно. В то же время «поэтизация», «подстройка» процесса, предпринятая после разговора со мной (речь не идёт о каких-либо рекомендациях, которых я не мог дать и не давал, а о возникшей у приятеля переоценки ментального строя обучаемых), оказалась удачной методической находкой.
Следующее моё утверждение вызовет, несомненно, «праведный гнев» как самих мусульман, так и всевозможных «общечеловеков». Успехи и достижения исламской цивилизации, относящиеся к периоду широкомасштабной и относительно быстрой экспансии арабских завоеваний, связаны с вовлечением в ислам и ассимиляцией в нём культур, органически влившихся в арабскую и составивших, собственно, конгломерат, определяемый извне как «исламская цивилизация». Как только психосоматический строй и менталитет людей, составлявших эту цивилизацию, был приведён к некоему существующему на сегодняшний день совершенно объективно «мусульманскому общему знаменателю» (о чём свидетельствуют сами мусульмане, особенно не-арабы, и что заняло около 300 лет), достижения закончились и начался упадок. К асимметрии ведёт и исторически относительно недавнее наложение уже готовой «исламской матрицы»: достаточно взглянуть на Боснию, чьё население было исламизировано в период Оттоманского владычества.
(Заметки на полях. А теперь я выскажу мысль, которая может показаться парадоксом только на первый взгляд. То, что мы, «люди Запада», считаем упадком, таковым не является. В упадок пришли те фрагменты «Запада» и других цивилизаций, которые были «проглочены» исламской цивилизацией в ходе территориальных завоеваний. Это не упадок — это другой путь. Другой образ жизни. Другая цивилизация. Чуждые элементы отторгнуты, растворены, уничтожены. Только это — и ничего больше. Эмоции? Да, мы имеем на них право. Но право на эмоции не тождественно праву на вмешательство.)
В противовес рационализму и строгой математической логичности «северян», «европейцев», «англосаксов», «южане» — «поэтичны» и «витиеваты». Осмелюсь утверждать, что по отношению к этим психосоматическим характеристикам вторично всё остальное — и религия, и экономика, и политика. (Что является основой для таких психосоматических характеристик — наследственный аппарат, совокупность географических, климатических, космических факторов, их взаимозависимость и степень воспроизводимости, принципы распространения и поддержания гомеостазиса — все эти вопросы ещё ждут своих внимательных и хладнокровных — именно хладнокровных! — исследователей.) Добавлю — в этом смысле вторична и логика тоже! Непонимание этого факта приводит лишь к тому, к чему только и может привести: к трагедиям. Как мы взаимодействуем с компьютером посредством интерфейса, интерпретирующего машинную логику «1/0» в куда более близкие человеку образно-текстуальные конструкции, точно так же нам необходим интерфейс для общения с людьми, имеющими другую, отличную от нашей, логику и совокупность ментальных триггеров. Иначе никакого общения не получится — получится война.
По отношению к идентификации, проходящей именно по этому принципу, всё остальное имеет второстепенное и двадцатистепенное значение. Интуитивно, но безошибочно каждый человек определяет «своих» и «чужих». Что и в какой степени дозволено в отношении «чужих» — в отличие от безусловно недозволенного в отношении «своих» — каждый человек решает для себя в соответствии с принятыми среди «своих» стандартами воспитания и вежливости. Стандарты эти претерпевают со временем изменения и становятся, если можно так выразиться, менее «каннибальскими». Однако возможны и срывы, чему все мы — часто равнодушные, а то и вовсе трусливые — свидетели.
Позволю себе обширную цитату из статьи акад. Мирского, опубликованной в 2003 г. в журнале «Отечественные записки». «…поскольку ислам «больше, чем религия», мусульманская цивилизация объединяет людей, которые при всем различии менталитета и обычаев сознают свою принадлежность к некоей не только религиозной общности. Это сознание, в отличие от того, каким обладают этнические группы, не отражает общности исторической судьбы (какие воспоминания о совместно пережитом прошлом могут быть, скажем, у жителей Египта и Бангладеш?) и не объясняется этнической и языковой близостью — оно связано с духовной и культурной традицией. Принадлежность к мусульманскому сообществу порождает особую солидарность, которая опирается не только на единое вероисповедание, но и на вытекающее из самих устоев ислама мироощущение, отношение как к отдельным людям, так и к обществу в целом, к идеям, вещам и природе. Именно это, а не сама по себе религия, позволяет говорить о существовании исламской цивилизации».
В этой связи пресловутый «карикатурный скандал» представляется прекрасной иллюстрацией сказанного. Тот же мусульманин, сообщение которого я цитировал, во всех (или почти во всех) прочих случаях демонстрирующий отменную вежливость, открытость и заинтересованность в контактах, «отказывается» принять точку зрения его «западных» оппонентов. В его сообщениях на эту тему содержатся обоснованные и не слишком обвинения, имеющие только одну цель — оправдать, легитимизировать «своих», вывести их из-под огня критики. В ход идут приёмы, далёкие от «джентльменских» — например, приравнивание карикатуры в печатном СМИ к оскорблению действием, физической агрессии, вооружённому (!) нападению. Известный принцип разделения властей, независимости СМИ не принимается во внимание либо объявляется «ложным», «лицемерным». И такое происходит буквально везде — по всем городам и весям, в реальном и виртуальном пространстве. Точно такую же степень непонимания причин поведения оппонента (хотя и несколько иначе) демонстрируют и «западные» участники дискуссии (или, точнее, перепалки). Причина проста — они тоже, сознательно или не очень, защищают «своих».
В точном соответствии с этим принципом поступаю (как правило) и я сам. Говорю это не «в порядке самокритики», а констатирую. В конфликте исламской общины Нидерландов с режиссёром Тео Ван Гогом, снявшим фильм о судьбах женщин-мусульманок, и убитого фанатиком-исламистом, я безусловно на стороне Ван Гога. (Надо, однако, заметить, что фильм, судя по описаниям, не столько антиисламский, сколько антитрадиционалистский, а брутальная маскулинность и склонность к насилию в традиционалистких группах и обществах – вовсе не специфически исламское качество, хотя и институоцинализировано шариатом.) Мне при этом нисколько не мешает ни Вангогово нидерландское гражданство, ни то, что я не владею голландским. Даже гомосексуализмя Ван Гога в данном случае имеет далеко не первостепенное значение. Размежевание проходит по другому уровню взаимодействия. На этом уровне пожилой гомосексуалист-европеец, богемный «тусовщик» Ван Гог для меня «свой», а его противники, молодые традиционалисты-гетеросексуалы, но мусульмане – «чужие». В «карикатурном скандале», ещё и сегодня, в марте 2006 г., сотрясающего мир, моя позиция тоже значительно «западнее» не только «среднеисламской» точки зрения, но и некоей «среднерелигиозной».
Столкновение
Известно, что исламские авторитеты не рекомендуют мусульманам жить в окружении «неверных». С другой стороны, «голод не тётка» — мусульманам приходится искать счастья за пределами Дар-Эль-Ислам, и делать это гораздо чаще, чем им хочется: высокая рождаемость в большинстве бедных стран т.н. «исламского пояса» и отсутствие приемлемой инфраструктуры являются сильнейшими стимулами для миграции. Подавляющее большинство искателей лучшей доли – это молодые мужчины в возрасте от 15 до 30. У них — весьма среднее образование без социально-гумантарной составляющей, крайне «скромное» воспитание, заключающееся в основном в том, что их одевали (не всегда полноценно) и кормили (не всегда досыта); они не осведомлены о существовании разных точек зрения на один вопрос (мать никогда не спорит с отцом, отец всегда прав, а ведь они — мужчины, следовательно, они «отцы», а не «матери»). Добавьте сюда глубочайшее непонимание ими реалий «Запада», на котором они оказались, их темперамент, их менталитет… Всё это приводит к следующей картине.
(Заметки на полях. Живущая в ФРГ социолог и писательница турецкого происхождения Некла Келек много лет исследует менталитет и поведенческие стереотипы мусульман, оказавшихся в условиях Запада (http://bildung.focus.msn.de/bildung/buecher/kelek/necla-kelek-im-interview_aid_20329.html). Её выводы неутешительны и способны повергнуть в уныние самого записного оптимиста.)
Всё начинается именно с картины. Вернее, «картинки». Купив на такие с трудом заработанные деньги «тарелку» и телевизор, наш Али (назовём его так) в предвкушении смотрит на экран. (Скорее всего, он уже видел «кусочек чуда» на телеэкране дома у приятеля или в журнале, выброшенном «кафиром».) И что же он видит? Он видит Рай. Вива, МТВ, Фокс и прочие «сатанинские изобретения» показывают ему тот самый рай, который так живо описан в аятах, сурах и хадисах — место, где не нужно трудиться, где молодые и прекрасные девушки с белозубыми улыбками обнимают его, Али (на самом деле это всего лишь какой-нибудь Робби Вильямс, но наш Али легко и непринуждённо отождествляет себя с лирическим героем), ласкают, облачают во всё белое и чистое и нежно влекут под сень прохладных струй, — где много зелени, тени и воды. Всё это видит он и в кино, и в глянцевых журналах, всё это вливается ему в глаза и в уши в таких количествах, что этому просто невозможно сопротивляться. Как известно из приведённой мною выше цитаты, в исламе существуют серьёзные объективные трудности с понятием «метафора» (как и в христианстве «тёмных веков», заметим). И наш бедный Али воспринимает всё буквально — вот он, рай, и хорошо известно, где находится этот рай, вернее, кто владеет ключами от рая. «Запад», «Европа». Али, выскочив из кожи вон, заплатив последние сбережения контрабандистам и мафии, приезжает на Запад. И что же?! Рая нет! Рай оказался всего лишь миражом! Чем прекраснее мираж, тем горше разочарование. Девушки вовсе не спешат в его объятия — он для них недостаточно «цивилизован». Вместо бессрочного отпуска в окружении сладких плодов в тени платанов под журчание фонтанов Али предлагают работу на конвейере (и это ещё хорошо!), к которой он не готов ментально, физически и психически, или место мусорщика, — место на обочине жизни! Это несправедливо! (Да, он неуч и невежда, но он не тупица, у него море энергии, темперамента, амбиций, пусть и беспочвенных по «западным» меркам, — но они есть!) Ему кажется: там, у себя дома, его уважали, с ним считались, возможно, он когда-нибудь заработал бы на то, чтобы открыть магазинчик… (По «западным» стандартам это не более, чем жалкая лавка старьевщика, торгующего огрызками со стола «Запада», а посему представляется ничуть не лучшим выбором, но…) А здесь?! Он никому не нужен — ведь даже декларируемой общности, «уммы», на «Западе» нет и в помине, а структура и взаимосвязи «гражданского общества» нашему Али непонятны, а то и вовсе отвратительны на уровне рефлексов. Уже не работает логика, указывающая на то, что Али здесь никто не ждал и не обещал ему ничего. Как?! А телевизор?! Что же делать?! Али идёт к имаму. Имам (это ещё хороший имам!) говорит ему: да, ты прав. Всё это морок, мираж, ничего этого нет. Это придумал коварный белый сахиб, чтобы заманить тебя на свой страшный железный завод-змею, выпить из тебя твои пот и кровь и вышвырнуть тебя на помойку. Господь скоро уничтожит всё это и освободит тебя! Но Али — понятное дело! — не может дожидаться, пока Бог вспомнит о нём и наведёт надлежащий порядок. Он ищет решение — и попадает к такому имаму, который намекает: а неплохо бы «взять дело установления справедливости» в свои руки. Продолжать? Думаю, не стоит — sapienti sat.
Проиллюстрировать эту нехитрую экстраполяцию поможет следующий пример. Документ завещания (Мухаммеда Атты, пилота-смертника, погибшего при таране башен WTC), написанный на плохом английском языке, был составлен задолго до атак в США, в 1996-м году, когда Мохаммед Атта был студентом в Германии. Выдержки из письма, просочившегося в прессу, касаются, в основном, похоронного ритуала, продуманного Аттой до мельчайших деталей. Очевидно, его сильно занимала проблема следования точным нормам при переходе в мир иной после выполнения того, что, по его мнению, было волей Всевышнего. «Во время моих похорон, — написал Атта, — каждый должен повторять имя Божье и упоминать о том, что я умер мусульманином. Каждый из присутствующих должен просить у Аллаха о прощении грехов, совершенных мною в прошлом, но не за эту акцию. (…) Те, кто будут готовить мое тело к обряду похорон, должны быть правоверными мусульманами, ибо это напомнит мне о Всевышнем и о всепрощении. Все стоящие рядом с моим телом должны поминать Аллаха и молиться за то, чтобы я оказался среди ангелов. Я хочу, чтобы вы положили меня рядом с правоверными мусульманами и положили лицом к Мекке». Завещание содержит также детальное руководство по подготовке тела. Обмыть его могут лишь правоверные мусульмане. Затем тело необходимо обернуть в три куска дешевой белой материи, ни в коем случае не в шелк или в дорогую ткань. Тот, кто будет омывать его тело в области гениталий, должен надеть резиновые перчатки. «Я не хочу, чтобы к моей могиле приходили женщины, я не хочу, чтобы беременные женщины и нечистоплотные люди присутствовали на прощании со мной. Я не одобряю этого».
(Заметки на полях. Разумеется, никакой другой реакции «правоверных», кроме как «всё это ложь, выдумки, провокация ЦРУ и Моссада» ожидать не стоит. Да и родственники утверждают — Атта был спокойным, умным мальчиком, хорошо учился и т.д. Самым «взвешенным» комментарием будет, конечно, такой: дескать, по действиям и записям одного свихнувшегося бедняги нельзя судить обо всех мусульманах и об исламе. Что верно лишь отчасти, потому что Атта, прежде чем совершить свой «богоугодный поступок», тщательно, по меткому выражению участника дискуссии на одном из форумов, «форматировал себе мозг исламом». Не христианством, не иудаизмом, не вудуизмом, не буддизмом, не сайентологией, не борьбой нанайских мальчиков, — Кораном. К слову сказать, идейные террористы прошлого в лице народовольцев или эсеров старались непременно предстать перед судом, дабы донести до общества свои мотивы и ценности. Не перед телекамерой, а перед судом. Как говорится, почувствуйте разницу.
Продолжение следует.