[ Tags | философия ]
Критика философии постмодернизма.
Автор - Дмитрий Кремнёв.
Вряд ли кто-либо станет спорить, что вся духовная жизнь современного общества проникнута тем специфическим мирочувствованием, который давно уже принято обозначать термином "постмодернизм". Это настоящий Zeitgeist ("дух времени") нашей эпохи, мейнстрим культуры, политики и даже обыденной жизни. Подобно волку Фенриру - архетипическому персонажу германской мифологии, проглотившему Солнце, предварив сим действом финальную битву светлых богов и хтонических великанов - Рагнарёк, постмодернизм пожрал солнце смысла, создав соответствующую мизансцену для тотальной метаморфозы мироздания.
В этой работе мы постараемся представить критический анализ спектра философских идей, лежащих в лоне постмодернистской культуры и выражающих ее дух в наиболее связной, логической форме.
Постмодернистская философия именует себя "постструктурализмом" и принципиально отрицает парадигму "структуры", в том числе и применительно к себе самой. Это, однако, не означает, что мы не можем выделить несущие конструкции философского здания постмодерна. И, по правилам рассуждения, начнем с гносеологии. Возмем важнейший философский вопрос - отношение понятия к бытию, языка к потоку феноменов, означающего к означаемому. Постмодернистская философия решает его довольно оригинальным образом. Она отказывается от постановки вопроса о когнитивной способности субъекта, от фундаментальной гносеологической оппозиции субъект-объект, и постулирует язык, текст, как самодостаточную реальность, рассматриваемую вне какой либо связи с объективностью. Отсюда логически вытекает постмодернистский отказ от понятия смысла как того, что обеспечено внетекстовой реальностью, того, что соотносится с объективностью. Для философа-постмодерниста "язык... никогда не был, не может быть и наконец перестает считаться нейтральным вместилищем смысла" (Дж. Д. Аткинс). Процесс речи, семантика текста "никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла, но вкладыванием смысла в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла" (Дж. Х. Миллер).
Таким образом, в фокусе постмодернистской мысли оказывается не "значение" (отношение означающего к означаемому), а "означивание" (замкнутое само в себе и на себя движение в пределах сферы означающего). Смыслопорождение, следовательно, становится процессом чисто субъективным, от начала и до конца отдается на откуп волюнтаризму означивающего субъекта. Смысловая вариативность, непредсказуемость интерпретации, игровой релятивизм, согласно постструктурализму есть "условие повествования: высказывание не может быть детерминировано одним голосом, одним смыслом — в высказывании присутствуют многие коды, многие голоса, и ни одному из них не отдано предпочтение... Рождается некий объем индетерминаций или сверхдетерминаций: этот объем и есть означивание" (Р. Барт).
Нельзя сказать, чтобы позиция постсруктурализма по отношению к языку, тексту, абсолютно нелигитимна в том смысле, что вообще не имеет никаких гносеологических корней. Эта позиция абсолютизирует один из моментов отношения объекта и его речевой, текстуальной репрезентации. Действительно, в определенном смысле язык конвенционален.
Определенный объект мы можем назвать любым словом, например фекалии называть розой. Но это не отменит того факта, что наше обоняние будет по разному воспринимать запах фекалий и запах розы. Это прекрасно выразил Шекспир: "Что имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет..." Относительная конвенциональность языка не отменяет его структурированнность. В любом языке отражается онтология, мы фиксируем статику объекта (имя существительное), динамику (глагол), качественную определенность (прилагательное) и т.д. Отрицая всякий онтологический референт текста, постсруктурализм интересуется только маркированием субъекта означивания в плане принадлежности его к той или иной культурной традиции. Но чем обусловлена эта традиция как не онтологией, праксисом? Можно ли утверждать, что язык племени Карафаи в Папуа Новой Гвинее (которое до сих пор практикует каннибализм) содержателен не менее чем английский язык? Но и в пределах той или иной традиции субъективистское "вкладывание смысла в текст", о котором толкуют постмодернисты, в действительности, в конечом счете, обусловлено онтологическим референтом - тем или иным интересом (личности, группы, социальной общности и т.п.) возникающим по поводу значимых благ.
Негация онтологически заданного значения логоса обуславливает деструкцию философией постмодерна самой идеи онтологии. С точки зрения постструктарализма онтология принципиально невозможна. Мир понимается как текст, отданный на произвол хаотических субъективистских интерпретаций.
Происходит нечто "вроде крушения реальности. Слова превращаются в звучащую оболочку, лишенную смысла" (Э.Ионеско). Постмодернистский хаос конституирует себя в концепции "ризомы" (фр. rhizome — корневище) - аструктурной нестабильной организации целостности, противоположной классическому понятию организации целостности, метафорически представленному образом дерева, произрастающего из единого корня. Видимо, отдавая себе отчет в имманентной неприемлемости идеи хаоса для сознания, теоретики постмодернизма делают акцент на потенциальной креативности и активности, заложенных, по их мнению, в таком мировосприятии.
Онтологические построения философии постмодернизма (или, говоря точнее, ее антионтологические деструкции) базируются на ряде субъективистски истолкованных специалистами-гуманитариями современных естественнонаучных теорий и гипотез (1). Но главным толчком к теоретическому обоснованию онтологии хаоса, по нашему мнению, послужила общая социокультурная ситуация последней трети XX века - начала XXI века. Это, с одной стороны, кризис классических либеральных ценностных моделей, и, с другой стороны, кризис и маргинализация контрсистемных идеологических проектов (сталинизм, фашизм). Немаловажную роль в становлении постмодернистских
концепций культурного релятивизма сыграли процессы обмена и взаимопроникновения различных культур, развернувшиеся особенно активно на фоне манифестации глобализации. Приходится констатировать, что т.с. культурная глобализация в ее нынешнем виде идет не по линии глубинного смыслового диалога культур, а по линии поверхностного обмена вырванными из контекстуально-смыслового поля артефактами.
В познавательной бесплодности философского постмодернизма можно убедится, взяв для примера анализ мифологического комплекса. С точки зрения постструктурализма мифологемы священой лестницы, горы, дерева, лианы, столба и др., существующие в культурах практически всех народов Земли, суть рядоположенные "нарративы" за которыми не обнаруживается никакой объективности и которые актуально могут быть использованы как субстрат для любых произвольных интерпретаций. В действительности же все эти, в культурно-генетическом плане различные мифологемы выражают собой один и тот же архетип организации пространства - Ось мира (лат. Axis mundi).
Аналогично обстоит дело и с архетипами времени. Повсеместно бытовавшие мифы о циклическом движении времени от гармонии к энтропии и новому началу отражают движение природного цикла.
Постмодернистский тип философствования отказывается от артикуляции определенности не только объекта, но и субъекта. Он постулирует, метафорически выражаясь, "смерть субъекта". Язык в оптике этой философии предстает как форма бытия бессознательного, однако, согласно постструктуралистам, "Я" детерминируется прежде всего конструктами общего символического порядка, подключенностью к "означающему", т.е. языковым структурам, задающим артикуляционные правила. Исходя из фрейдистского противопоставления сферы бессознательного сфере принудительной силы "Супер-Эго" (культуры), философы-постмодернисты приходят к тезису о децетрированности природы субъекта, который разрывается между бессознательным и "символическим" (объективирующемся в "означающем").
На смену классическому пониманию субъекта как субъекта рационального, а также и фрейдисткому субъекту вожделеющему приходит упрощенный постмодернисткий тип "децентрированного" орудия репрезентации культурных смыслов ("означающих") языка. Исчезновение человека в детерминационном воздействии структур языка и дискурсивных практик на индивидуальное сознание логически приводит постмодернистов к выводу о т.н. "смерти Человека".
Можно заметить, таким образом, очевидное противоречие философии постмодерна. С одной стороны постмодернисты заявляют, что "вкладывание смысла" в текст не может быть объективным процессом. С другой стороны толкуют о "смерти субъекта". Кто же тогда "вкладывает смысл" в текст? C одной стороны они декларируют бесцельность, случайность и непредсказуемость бытия текста (мира), а с другой стороны, заявляют о диктате языковых структур. Это противоречие, впрочем, легко объяснить. Постмодернизм является, в каком то смысле, продолжателем (и логическим финалом) "освободительной линии" в западноевропейской философии, мышления, имплицитно движимого прежде всего импульсом "освобождения" от всего, что, по мнению такого рода философов, выступает лимитирующей
структурой, сущностью, феноменом, силой. Если этот безоглядный "освободительный" импульс противостоит истине - тем хуже для истины...
Попытка онтологизации текста, деонтологизации бытия и диссолюции субъекта в действительности ни что иное как очередная идеалистическая мистификация.
Рассмотрение текста с точки зрения его "самобытия", вне фундированности его субъект-объектной оппозицией, равнозначно отказу от всех и всяческих познавательных критериев, импотенции мысли и фактическому самоуничтожению философии как науки.
Как уже отмечалось, постмодернисты изображают свое философствование как открывающее новые перспективы креативной активности. На самом же деле мы видим иное. Принятие такого рода мировозрения приводит человека в
тупик абсолютной духовной пустоты, к полной девальвации этических ценностей и, как следствие этого, к пассивности и конформизму.
Философия постмодерна, по самой своей сути, пригодна для обоснования чего угодно (2). Единственное, для чего она не пригодна, это дать верное понимание мира, не говоря уже о том, чтобы изменить его.
Примечания.
1. Sokal A., Bricmont J. "Impostures intellectuelles". P., Ed. Odile Jacob, 1997.
Русс. перев. Сокал А., Брикмон Ж."Интеллектуальные уловки. Критика философии постмодерна" М.: «Дом интеллектуальной книги», 2002.
2. Например, в право-либеральном интеллектуальном дискурсе - идеологии т.н "политкорректности" и космополитизма. В контексте же левого дискурса философский постмодернизм обосновывает анархистскую идеологию и практику аппологетов Хаоса, достаточно широко распространена в левацко-студенческой среде и т.п.
Дмитрий Кремнёв.
Критика философии постмодернизма.
Автор - Дмитрий Кремнёв.
Вряд ли кто-либо станет спорить, что вся духовная жизнь современного общества проникнута тем специфическим мирочувствованием, который давно уже принято обозначать термином "постмодернизм". Это настоящий Zeitgeist ("дух времени") нашей эпохи, мейнстрим культуры, политики и даже обыденной жизни. Подобно волку Фенриру - архетипическому персонажу германской мифологии, проглотившему Солнце, предварив сим действом финальную битву светлых богов и хтонических великанов - Рагнарёк, постмодернизм пожрал солнце смысла, создав соответствующую мизансцену для тотальной метаморфозы мироздания.
В этой работе мы постараемся представить критический анализ спектра философских идей, лежащих в лоне постмодернистской культуры и выражающих ее дух в наиболее связной, логической форме.
Постмодернистская философия именует себя "постструктурализмом" и принципиально отрицает парадигму "структуры", в том числе и применительно к себе самой. Это, однако, не означает, что мы не можем выделить несущие конструкции философского здания постмодерна. И, по правилам рассуждения, начнем с гносеологии. Возмем важнейший философский вопрос - отношение понятия к бытию, языка к потоку феноменов, означающего к означаемому. Постмодернистская философия решает его довольно оригинальным образом. Она отказывается от постановки вопроса о когнитивной способности субъекта, от фундаментальной гносеологической оппозиции субъект-объект, и постулирует язык, текст, как самодостаточную реальность, рассматриваемую вне какой либо связи с объективностью. Отсюда логически вытекает постмодернистский отказ от понятия смысла как того, что обеспечено внетекстовой реальностью, того, что соотносится с объективностью. Для философа-постмодерниста "язык... никогда не был, не может быть и наконец перестает считаться нейтральным вместилищем смысла" (Дж. Д. Аткинс). Процесс речи, семантика текста "никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла, но вкладыванием смысла в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла" (Дж. Х. Миллер).
Таким образом, в фокусе постмодернистской мысли оказывается не "значение" (отношение означающего к означаемому), а "означивание" (замкнутое само в себе и на себя движение в пределах сферы означающего). Смыслопорождение, следовательно, становится процессом чисто субъективным, от начала и до конца отдается на откуп волюнтаризму означивающего субъекта. Смысловая вариативность, непредсказуемость интерпретации, игровой релятивизм, согласно постструктурализму есть "условие повествования: высказывание не может быть детерминировано одним голосом, одним смыслом — в высказывании присутствуют многие коды, многие голоса, и ни одному из них не отдано предпочтение... Рождается некий объем индетерминаций или сверхдетерминаций: этот объем и есть означивание" (Р. Барт).
Нельзя сказать, чтобы позиция постсруктурализма по отношению к языку, тексту, абсолютно нелигитимна в том смысле, что вообще не имеет никаких гносеологических корней. Эта позиция абсолютизирует один из моментов отношения объекта и его речевой, текстуальной репрезентации. Действительно, в определенном смысле язык конвенционален.
Определенный объект мы можем назвать любым словом, например фекалии называть розой. Но это не отменит того факта, что наше обоняние будет по разному воспринимать запах фекалий и запах розы. Это прекрасно выразил Шекспир: "Что имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови, хоть нет..." Относительная конвенциональность языка не отменяет его структурированнность. В любом языке отражается онтология, мы фиксируем статику объекта (имя существительное), динамику (глагол), качественную определенность (прилагательное) и т.д. Отрицая всякий онтологический референт текста, постсруктурализм интересуется только маркированием субъекта означивания в плане принадлежности его к той или иной культурной традиции. Но чем обусловлена эта традиция как не онтологией, праксисом? Можно ли утверждать, что язык племени Карафаи в Папуа Новой Гвинее (которое до сих пор практикует каннибализм) содержателен не менее чем английский язык? Но и в пределах той или иной традиции субъективистское "вкладывание смысла в текст", о котором толкуют постмодернисты, в действительности, в конечом счете, обусловлено онтологическим референтом - тем или иным интересом (личности, группы, социальной общности и т.п.) возникающим по поводу значимых благ.
Негация онтологически заданного значения логоса обуславливает деструкцию философией постмодерна самой идеи онтологии. С точки зрения постструктарализма онтология принципиально невозможна. Мир понимается как текст, отданный на произвол хаотических субъективистских интерпретаций.
Происходит нечто "вроде крушения реальности. Слова превращаются в звучащую оболочку, лишенную смысла" (Э.Ионеско). Постмодернистский хаос конституирует себя в концепции "ризомы" (фр. rhizome — корневище) - аструктурной нестабильной организации целостности, противоположной классическому понятию организации целостности, метафорически представленному образом дерева, произрастающего из единого корня. Видимо, отдавая себе отчет в имманентной неприемлемости идеи хаоса для сознания, теоретики постмодернизма делают акцент на потенциальной креативности и активности, заложенных, по их мнению, в таком мировосприятии.
Онтологические построения философии постмодернизма (или, говоря точнее, ее антионтологические деструкции) базируются на ряде субъективистски истолкованных специалистами-гуманитариями современных естественнонаучных теорий и гипотез (1). Но главным толчком к теоретическому обоснованию онтологии хаоса, по нашему мнению, послужила общая социокультурная ситуация последней трети XX века - начала XXI века. Это, с одной стороны, кризис классических либеральных ценностных моделей, и, с другой стороны, кризис и маргинализация контрсистемных идеологических проектов (сталинизм, фашизм). Немаловажную роль в становлении постмодернистских
концепций культурного релятивизма сыграли процессы обмена и взаимопроникновения различных культур, развернувшиеся особенно активно на фоне манифестации глобализации. Приходится констатировать, что т.с. культурная глобализация в ее нынешнем виде идет не по линии глубинного смыслового диалога культур, а по линии поверхностного обмена вырванными из контекстуально-смыслового поля артефактами.
В познавательной бесплодности философского постмодернизма можно убедится, взяв для примера анализ мифологического комплекса. С точки зрения постструктурализма мифологемы священой лестницы, горы, дерева, лианы, столба и др., существующие в культурах практически всех народов Земли, суть рядоположенные "нарративы" за которыми не обнаруживается никакой объективности и которые актуально могут быть использованы как субстрат для любых произвольных интерпретаций. В действительности же все эти, в культурно-генетическом плане различные мифологемы выражают собой один и тот же архетип организации пространства - Ось мира (лат. Axis mundi).
Аналогично обстоит дело и с архетипами времени. Повсеместно бытовавшие мифы о циклическом движении времени от гармонии к энтропии и новому началу отражают движение природного цикла.
Постмодернистский тип философствования отказывается от артикуляции определенности не только объекта, но и субъекта. Он постулирует, метафорически выражаясь, "смерть субъекта". Язык в оптике этой философии предстает как форма бытия бессознательного, однако, согласно постструктуралистам, "Я" детерминируется прежде всего конструктами общего символического порядка, подключенностью к "означающему", т.е. языковым структурам, задающим артикуляционные правила. Исходя из фрейдистского противопоставления сферы бессознательного сфере принудительной силы "Супер-Эго" (культуры), философы-постмодернисты приходят к тезису о децетрированности природы субъекта, который разрывается между бессознательным и "символическим" (объективирующемся в "означающем").
На смену классическому пониманию субъекта как субъекта рационального, а также и фрейдисткому субъекту вожделеющему приходит упрощенный постмодернисткий тип "децентрированного" орудия репрезентации культурных смыслов ("означающих") языка. Исчезновение человека в детерминационном воздействии структур языка и дискурсивных практик на индивидуальное сознание логически приводит постмодернистов к выводу о т.н. "смерти Человека".
Можно заметить, таким образом, очевидное противоречие философии постмодерна. С одной стороны постмодернисты заявляют, что "вкладывание смысла" в текст не может быть объективным процессом. С другой стороны толкуют о "смерти субъекта". Кто же тогда "вкладывает смысл" в текст? C одной стороны они декларируют бесцельность, случайность и непредсказуемость бытия текста (мира), а с другой стороны, заявляют о диктате языковых структур. Это противоречие, впрочем, легко объяснить. Постмодернизм является, в каком то смысле, продолжателем (и логическим финалом) "освободительной линии" в западноевропейской философии, мышления, имплицитно движимого прежде всего импульсом "освобождения" от всего, что, по мнению такого рода философов, выступает лимитирующей
структурой, сущностью, феноменом, силой. Если этот безоглядный "освободительный" импульс противостоит истине - тем хуже для истины...
Попытка онтологизации текста, деонтологизации бытия и диссолюции субъекта в действительности ни что иное как очередная идеалистическая мистификация.
Рассмотрение текста с точки зрения его "самобытия", вне фундированности его субъект-объектной оппозицией, равнозначно отказу от всех и всяческих познавательных критериев, импотенции мысли и фактическому самоуничтожению философии как науки.
Как уже отмечалось, постмодернисты изображают свое философствование как открывающее новые перспективы креативной активности. На самом же деле мы видим иное. Принятие такого рода мировозрения приводит человека в
тупик абсолютной духовной пустоты, к полной девальвации этических ценностей и, как следствие этого, к пассивности и конформизму.
Философия постмодерна, по самой своей сути, пригодна для обоснования чего угодно (2). Единственное, для чего она не пригодна, это дать верное понимание мира, не говоря уже о том, чтобы изменить его.
Примечания.
1. Sokal A., Bricmont J. "Impostures intellectuelles". P., Ed. Odile Jacob, 1997.
Русс. перев. Сокал А., Брикмон Ж."Интеллектуальные уловки. Критика философии постмодерна" М.: «Дом интеллектуальной книги», 2002.
2. Например, в право-либеральном интеллектуальном дискурсе - идеологии т.н "политкорректности" и космополитизма. В контексте же левого дискурса философский постмодернизм обосновывает анархистскую идеологию и практику аппологетов Хаоса, достаточно широко распространена в левацко-студенческой среде и т.п.
Дмитрий Кремнёв.
