Глава 6. Этика нерелигиозной духовности

Основания нравственности

Что может служить основой нравственного поведения для преобладающего большинства людей, не обладающих духовной мудростью и зрячим сердцем? Существует несколько возможных оснований, которые мы сейчас и рассмотрим.

Первая основа нравственного поведения — социальная. Другими словами, это правовая основа, регулирующая поведение людей в обществе. Это закон, преследующий нарушителей, закон, через который осуществляется внешняя, по отношению к индивидууму, социальная регуляция поведения. Вне всякого сомнения, она полезна и просто необходима, однако здесь есть и свои «но». Во-первых, такой социальный контроль далеко не всегда оказывается эффективным (за примером далеко ходить не надо — Россия, наше многострадальное отечество).

Во-вторых, по большому счёту, закон, то есть юридическое право, есть не что иное, как социальный протез совести. Поэтому та страна, где больше всего юристов на душу населения и где самая сильная и развитая законность, это, безусловно, и самая бессовестная страна в мире. Так, для среднего американца, моральное и законное — синонимы. Всё, что законно — допустимо и дозволено. Таким образом, снимается моральная ответственность индивидуума за свои поступки. Однако, как нас учит история, под прикрытием закона можно творить самые ужасные вещи. Стандартный ответ военных преступников: «Я всего лишь исполнял приказ». Этим я не хочу сказать, что я сторонник анархии и противник законности как таковой. Я не против закона, я за адекватность, за то, чтобы закон и совесть дружили, а не конфликтовали.

Вторая основа нравственного поведения — социально-психологическая. В социальной психологии есть понятие групповая мораль — разделяемые всеми членами группы принципы и нормы поведения. Эти социально-психологические нормы юридически никак не оформлены. Это неписанные правила, которые, тем не менее, оказывают очень сильное влияние на всех членов группы. Очень часто имеет место несовпадение и даже прямой конфликт между требованиями, установленными законом, и групповой моралью. К социально-психологической регуляции также относятся все факторы, формирующие и поддерживающие определённый тип Сверх-Я. Это психоаналитический термин, означающий внутреннюю инстанцию личности, возникшую в результате интериоризации внешних моральных требований. Другими словами, Сверх-Я — это внутренний судья, или совесть индивидуума.

Образуется эта инстанция путём перехода внешних требований внутрь самой личности в процессе её социализации. Сначала мама говорит Машеньке: «Ай-я-яй, Маша!», а потом внешний судья переселяется внутрь, и Машенька, разбив чашку, даже будучи одна, говорит сама себе: «Ай-я-яй, Маша, как нехорошо!». Огромное значение для формирования Сверх-Я, то есть внутренней саморегуляции поведения, согласно усвоенным личностью внешним требованиям, имеет семья и ближайшее социальное окружение. В последнее время всё более возрастает роль столь могучего инструмента воздействия на сознание как средства массовой информации (прежде всего телевидения). Теоретически, все эти, формирующие личность, воздействия могли бы сделать людей более совестливыми и способствовать усилению нравственной саморегуляции. Однако сейчас это просто невозможно из-за размытости и противоречивости моральных стандартов и нравственных критериев; из-за отсутствия общепризнанного и действенного морального кодекса, подобного конфуцианскому, принятому в старом Китае.

Однако существует ещё и третья основа, которая могла бы противостоять существующему нравственному беспределу. Такой основой, при определённых условиях (которые на данный момент, к сожалению, отсутствуют), могла бы стать приобщённость к мировоззрению нерелигиозной духовности. Согласно этому мировоззрению, существует неумолимое и неизбежное кармическое воздаяние. По закону кармы, никто не может избежать последствий своих поступков. Глубокое понимание того, что наше поведение никогда не останется без последствий как для себя самого, так и для близких людей, может быть хорошей основой для здорового нравственного климата и ликвидации существующего нравственного беспредела.

Итак, можно выделить следующие основы нравственного поведения:

- социальная (закон, право);

- социально-психологическая;

- мировоззренческая.

При всей их важности, будучи необходимыми, они, тем не менее, не являются достаточными. В этом перечне оснований нравственности недостаёт самого важного — духовного основания. Таким основанием может быть только интуитивная Мудрость-Праджня, дающая информационное обеспечение достойного и адекватного поведения индивидуума, и безупречность, дающая ему надлежащее энергетическое обеспечение.

В соответствии с этим, в морально-этической сфере можно выделить две ключевые проблемы. Первая — проблема адекватности нравственных установок, вопрос о том, насколько соответствуют истине наши нравственные представления. Вторая — проблема эффективности нравственной саморегуляции, то есть вопрос о том, насколько мы способны управлять собой, своим поведением и эмоциями, с тем, чтобы жить в согласии со своими убеждениями.

Первая проблема относится к сфере познания. В самом деле, как определить, правильны ли мои нравственные представления, насколько истинны мои критерии добра и зла, насколько адекватны смыслы и ценности, которыми я руководствуюсь в своей жизни?

Вторая проблема относится к сфере действия. Всеобщая беда заключается в прискорбном отсутствии цельности. Практически, в каждом из нас имеется этот внутренний раскол, этот разрыв между нравственными убеждениями, нашим представлением о том, что такое хорошо и что такое плохо — и нашим реальным жизненным поведением. Напомню, что безупречность, о которой говорит дон Хуан в книгах Карлоса Кастанеды, следует понимать как цельность личности, сутью которой является полное соответствие между поведением человека и его убеждениями.

Таким образом, проблема нравственности распадается на две подпроблемы. Первую можно обозначить как проблему духовной мудрости, тогда как вторую — как проблему цельности и личной силы.

Начнём с вопроса об адекватности в морально-этической сфере. При первом же ознакомлении мы тотчас же убеждаемся в рыхлости, зыбкости и неопределённости существующих критериев добра и зла.

Проблема духовной мудрости. Этическая двойственность и её разновидности

Первое, что бросается в глаза, когда мы приступаем к этой непростой проблеме — крайнее разнообразие этических установок и нравственных убеждений у разных племён и народов, у разных социальных групп внутри одной нации, а также у разных индивидуумов, внутри одной и той же социальной группы.

Для североамериканского индейского воина высшая доблесть состояла в том, чтобы убить побольше врагов и угнать побольше лошадей. Для отцов-инквизиторов сжигание еретиков (то есть инакомыслящих) на кострах было богоугодным и высокодостойным делом. Католики резали гугенотов в ночь Святого Варфоломея с чистым сердцем и спокойной душой, ибо считали, что именно в этом и состоял их нравственный долг.

У Леонида Андреева есть рассказ под названием «Правила добра», в котором говорится про раскаявшегося чёрта, решившего жить праведно. Чёрт-неофит старался изо всех сил. Все инструкции наставлявшего его священника он исполнял очень добросовестно, но слишком буквально. В результате он претерпел много мучений, пытаясь найти критерии правильного и достойного поведения, но так их и не нашёл.

«Какими же словами можно описать отчаяние и последний ужас несчастного дьявола, когда, подведя последние итоги, он не только не нашёл в них ожидаемых твёрдых правил, а наоборот, и последние утратил в смуте жесточайших противоречий. Подумать только, какие оказались итоги: когда надо — не убий, а когда надо — убий; когда надо — скажи правду, а когда надо — солги; когда надо — отдай, а когда надо? — сам возьми, даже отними; когда надо — прелюбы не сотвори, а когда надо — то и прелюбы сотвори (и это советовал старенький поп!). И так до самого конца: когда надо… а когда не надо — и наоборот. Не было, кажется, ни одного действия, строго предписанного попиком, которое через несколько страниц не встречало бы действия противоположного, столь же строго предначертанного к исполнению, и пока шла речь о действиях, всё как будто шло согласно, и противоречий даже не замечалось, а как начнёт дьявол делать из действия правило — сейчас же ложь, противоречия, воистину безумная суета»¹.

Главная проблема житейской мудрости состоит в том, что в этой сфере общие правила, общие принципы и законы существуют только на теоретическом уровне, на уровне разговоров. Пока мы говорим, всё выглядит просто замечательно, логично и в высшей степени разумно. Ужас начинается, когда мы переходим от разговоров к действиям, от теории к практике. И вот здесь, при этом роковом переходе и обнаруживается, что на самом деле абстрактной истины не существует, обнаруживается, что истина всегда конкретна, что истина всегда контекстуальна. Как сказал великий Гёте: «Теория суха, мой друг, а древо жизни вечно зеленеет!».

Фундаментальной характеристикой обычного (то есть неразвитого сознания), как я уже говорил, является пребывание в двойственности. Наш разум слеп и ограничен. Он жёстко и категорично противопоставляет добро и зло, эгоизм и альтруизм, добродетель и грех. Мораль представляет собой не что иное, как функционирование разума в сфере этического. Таким образом, мораль и нравственность, основанные на человеческом разуме, всегда ущербны, поскольку означают пребывание в двойственности. Этическая двойственность представляет собой разновидность познавательной двойственности. Она имеет место тогда, когда пытаются посредством дискурсивного мышления, посредством ума найти решение этических проблем. Конечно же, эти попытки оказываются ущербными и несостоятельными. Подлинное решение всевозможных этических проблем возможно только посредством интуитивной Мудрости-Праджни, приложенной к сфере этического, но никак не посредством разума и логики. Весь наш ум, наши мысли, эмоции, переживания, воспоминания, мечтания — всё это стенка, отгораживающая нас от реальности, блокирующая адекватное восприятие окружающего мира. Вот почему интеллект не может быть надёжной опорой для нравственности. Такой опорой может быть только интуитивная мудрость, пробуждающаяся в состоянии умственной тишины, умственного безмолвия. Только тогда душа становится зрячей и видит духовный смысл происходящего. Видит, а не рассчитывает и не вычисляет!

Мораль же нужна обычному человеку точно так же, как больному нужны костыли. С этой точки зрения мы все являемся больными. Исключением из общего правила являются крайне редкие люди, имеющие тот уровень духовного здоровья, при котором костыли вполне можно отбросить. Однако пока мы не достигли такого уровня, следование общепринятым нравственным канонам является обязательным, а отклонение от них обернётся катастрофой.

Этическая двойственность многолика и разнообразна. Рассмотрим её конкретные разновидности. Наиболее важная из них — это противопоставление эгоизма и альтруизма, с неё я и начну.

Антиномия эгоизм-альтруизм

Соответствующая моральная заповедь считается наиболее важной в различных духовных традициях. В христианстве — это Любовь, в индийской йоге — Ахимса, в буддизме Махаяны — Великое Сострадание (Махакаруна).

В современном западном мире имеет место фетишизация Любви, как высшей (наряду с Богом) христианской ценности. Однако отсутствие понимания сути психоэнергетического феномена Любви приводит не к реализации этого высокого духовного качества, а всего лишь к его имитаторству. В США самые сокровенные слова из нашего лексикона выродились в формальный общепринятый ритуал. Пароль: «I love you», отзыв: «Me too». О том, что такая «любовь» является всего лишь псевдоценностью, всего лишь имитаторством подлинной духовности, я подробно говорил в предыдущих главах данной книги. Абсолютизация принципа любви и непротивления злу насилием является весьма распространённым заблуждением. Беда в том, что наши добро и зло — это наш ум, а он слеп и ненадёжен. С позиций развитой духовной интуиции, то, что мы считаем добром, будучи неадекватным, непременно оборачивается злом; а то, что на первый взгляд представляется злом, при более глубоком рассмотрении оказывается в высшей степени адекватным, а следовательно, благим действием.

Простейший пример. Для некоторых недалёких родителей или бабушек-дедушек, любить ребёнка — значит баловать его, всячески ублажать, закармливать сладостями, делать всё, чего он ни захочет. Что из всего этого, в конечном счёте, выходит — мы все хорошо знаем. Неадекватное семейное воспитание — яркий пример того, что неадекватное добро, по сути, есть зло. Потакая другим людям, мы создаём благоприятные условия для безудержного разрастания их эгоизма. Таким образом, тот, кто жертвенно потакает другим (желая при этом им только самого лучшего), на самом деле творит зло, ибо способствует душевной деградации своих ближних.

С другой стороны, адекватное наказание, результатом которого являются слёзы, обида и недовольство ребёнка — будет для него истинным благом. Упрощённый подход, который претендует на духовность, но фактически является её суррогатом, гласит: «твори добро без разбора, любовь всегда права, любовь всегда побеждает». Как говорил в подобных случаях Марк Твен: «Возразить нечего, кроме того, что это не соответствует действительности». Высшее — это не слепая и дурная любовь (или то, за что её принимают). Высшее — это и любовь, и мудрость, и сила, и красота, слитые воедино. Неадекватное «добро» по сути есть зло. Адекватное «зло» по сути есть добро.

Таким образом, слово «любовь» — крайне ненадёжная опора. Если мы не имеем зрячей души (интуитивной Мудрости-Праджни), то, руководствуясь принципом «любви», мы неизбежно нарушаем баланс между негативными и позитивными аспектами общения и взаимодействия с окружающими. Абсолютизация принципа любви приводит к ошибочному отождествлению негативного (то есть вызывающего неудовольствие и отрицательные эмоции) с бездуховностью и отсутствием «любви», а позитивного (вызывающего положительные эмоции) — с проявлением любви и высокой духовности. Всё это очень упрощённо и очень наивно. Слово «любовь» — слишком расплывчато и неопределённо и никоим образом не может служить надёжной опорой. На мой взгляд, применительно к духовному развитию, намного более уместны такие понятия как осознанность, адекватность, недвойственность, гармоничная целостность противоположных начал. Христианство же, акцентируя и абсолютизируя принцип любви, к сожалению, не слишком заботится об адекватности. Можно сказать, что христианин — это человек, который твёрдо намерен любить ближнего больше, чем того любит сам господь Бог.

* * *

Христианской заповеди любви в буддизме Махаяны соответствует «совершенное сострадание Будды». Появление терминов Хинаяна (малая колесница) и Махаяна (большая колесница) весьма напоминает историю появления названий «большевики» и «меньшевики» в русском революционном движении. В I веке н.э. в Джаландхаре, в Пенджабе, под покровительством могущественного царя Канишки, был проведён собор различных буддистских школ. На этом соборе преобладающее большинство² предпочло тот вариант буддистского вероучения, который впоследствии получил название Махаяна (большая колесница). Их оппонентам было дано уничижительное наименование Хинаяна (малая колесница). Кстати, последователи Хинаяны, распространённой в странах Южной и Юго-Восточной Азии (Цейлон, Бирма, Таиланд и др.) никогда не используют этого уничижительного термина. Южный буддизм имеет вполне достойное именование Тхеравада и вполне справедливо утверждает, что основан на первоначальном учении Будды и по своему содержанию значительно ближе к его истокам. Вне всякого сомнения, Махаяна представляет собой более позднюю стадию развития буддизма и во многих отношениях отличается от исходной. Об этом недвусмысленно говорит язык, на котором написаны махаянские сутры, а также география распространения буддизма Махаяны (Китай, Корея, Япония, Вьетнам).

Впоследствии тибетский буддизм пошёл ещё дальше, обозначив себя в качестве Ваджраяны (алмазной колесницы). Представители Ваджраяны снисходительно поясняют, что все три повозки — «яны» имеют право на существование, поскольку предназначены для людей разного уровня развития. Хинаяна (малая колесница), с их точки зрения, представляет собою нечто вроде начальной школы и предназначена для простых неразвитых умов. Махаяна — это уже значительно более высокий уровень, соответствующий средней школе духовности, тогда как Ваджраяна (алмазная колесница) — это самый высший уровень, духовный университет.

В чём же состоит основное различие между буддистскими «большевиками» и «меньшевиками», между Махаяной и Хинаяной?

Первое, весьма важное различие, заключается в том, что ранний буддизм и генетически наиболее близкое к нему учение Тхеравады, строго говоря, не являются религией, не представляют собой путь религиозного поклонения. В традиции Тхеравады Будда рассматривается не как божество, а как благородный человек и великий учитель, личным примером указавший людям путь к просветлению. В раннем буддизме не было почитаемых божеств, не было и обожествления самого Будды. Поклонение Будде представляло собой лишь акт поминовения, ритуальное проявление уважения к великому учителю.

Совсем иное дело — буддизм Махаяны, который привёл изначально нерелигиозное учение о нравственном и духовном самосовершенствовании к вырождению в политеистическую религию. В конечном счёте, в буддизме Махаяны произошло обожествление Будды и превращение его в высшее сверхъестественное существо. Сформировался и пантеон младших божеств — бодхисаттв, в центре которого находится сам Будда. Конечно же, следует сделать оговорку. Буддистская школа Чань (яп. Дзен), хотя и возникла в рамках Махаяны, тем не менее, совершенно безразлична к интеллектуально-философским спекуляциям, ритуалам религиозного поклонения, священным текстам и т. п. Последователи Чань-буддизма вполне резонно полагают, что всё это второстепенно, а главным является цзо-чань — практика сидячей медитации, работа над собственным сознанием. Отсюда и название этой школы буддизма. Те же школы Махаяны и особенно тибетского буддизма Ваджраяны, которые на первое место поставили спекулятивную философию, соблюдение религиозных ритуалов, заучивание и чтение нараспев сутр — выродились в причудливую смесь политеистической религии, магии и народных суеверий. Интересно, что бы на это сказал сам Будда, если бы ему довелось родиться в наше время. Стал бы он буддистом или нет?

Второе важное различие между Махаяной и Тхеравадой непосредственно относится к проблеме этической двойственности альтруизм-эгоизм. Хинаяна считает, что для достижения высшей цели — просветления, необходим уход от мира в возвышенное уединение. Семейная жизнь и общественная деятельность рассматриваются как серьёзные помехи на этом пути. Согласно Хинаяне, человек высшей мудрости «должен избегать семейной жизни, как ямы с горящими углями». Идеалом южного буддизма является архат — святой отшельник, всецело посвятивший себя духовной практике и достигший просветления.

«Мы не можем не чувствовать, что идеал архата — совершенный эгоист, который не приносит пользы другим, не соответствует реальной личности Будды, человека, полного жалости и сострадания, хотя, в то же время, упование религии Махаяны на спасителя-Будду, сколь бы оно ни было полезным, также не соответствует учению подлинного Будды», — пишет С. Радхакришнан.

С точки зрения северного буддизма, этический идеал архата слишком оторван от жизни, слишком холоден и бесстрастен и не может быть вдохновляющим примером. Архат, утверждают последователи Махаяны, заботится только о собственном духовном благе и не думает о благе других людей. Позиция архата — это позиция возвышенного эгоизма, в противовес которой учение Махаяны выдвигает этический идеал Бодхисаттвы. Этот идеал настолько важен для буддизма Махаяны, что это учение также называют «бодхисаттваяной». В отличие от архата, занятого исключительно собственным спасением, Бодхисаттва, прежде всего, стремится помочь всем живым существам и воплощает собою Великое Сострадание. Идеал Бодхисаттвы — это идеал возвышенного альтруизма и жертвенного служения людям. Бодхисаттва, движимый великим состраданием, в своём альтруизме доходит до того, что отказывается сделать последний шаг на пути к освобождению до тех пор, пока не поможет обрести спасение всем живым существам. Обет Бодхисаттвы, который и поныне обязателен для всех последователей Махаяны, начинается со следующих слов: «Клянусь спасти все живые существа, сколь бы многочисленны они ни были».

Безусловно, притягательность идеала Бодхисаттвы для простых и неискушённых людей оказалась огромной, что привело к успешному распространению буддизма Махаяны в Китае, Корее, Японии, Монголии и Вьетнаме. Простым и понятным был предписываемый Махаяной путь нравственного совершенствования. Чтобы достичь идеала Бодхисаттвы предписывалась практика высших добродетелей (парамит). Требовалось не только воздерживаться от причинения вреда всем живым существам, но и творить добрые деяния, жертвенно служить и помогать всем окружающим.

В буддийской литературе существует множество историй, дающих примеры великого сострадания и героического самопожертвования. Одна из них рассказывает про святого отшельника Асангу, жившего в Индии в четвёртом столетии (цитирую по «Тибетской книге жизни и смерти», написанной современным буддийским мастером Согьялом Ринпоче и переведенной на все основные языки мира).

На протяжении многих лет Асанга жил в горах, в полном одиночестве, и занимался духовной практикой медитации (то есть вёл жизнь святого отшельника архата). Несмотря на все свои усилия, он так и не смог добиться успеха и обрести просветление.

«И тогда Асанга, посчитав тщетными все свои попытки, решил закончить свою практику и уйти из своего отшельнического приюта раз и навсегда. Асанга брёл весь день и к вечеру внезапно увидел на краю дороги больную собаку. Только передние лапы были у неё здоровы, вся же нижняя часть её тела гноилась и была покрыта червями. Внезапно Асанга почувствовал, как его переполняет живое и невыносимое чувство сострадания к ней. Он отрезал кусок своей плоти и дал собаке, чтобы утолить её голод, затем нагнулся, чтобы убрать с неё червей, пожиравших её тело. И вдруг ему пришло в голову, что если он попытается вытащить этих червей пальцами, то причинит им боль. Он понял, что единственный способ удалить их — это снять червей своим языком. Асанга встал на колени и, посмотрев на ужасную, гноящуюся и кишащую червями массу, закрыл глаза. Он наклонился ещё ниже и высунул свой язык. В следующее мгновение он почувствовал, что почему-то дотрагивается языком земли. Асанга открыл глаза и осмотрелся. Собака исчезла, а на её месте оказался Будда Майтрейя, окруженный сияющей аурой».

В буддийской литературе существует большое количество подобных душещипательных историй. Вот ещё одна история из серии джатак (мифологических описаний жизни Будды в его прошлых воплощениях).

«В той жизни он носил имя Махасаттвы и был младшим из трёх сыновей великого царя. Махасаттва был очень добрым и сострадательным мальчиком, который любил всех существ как своих детей. Как-то раз, играя в лесу, принцы наткнулись на тигрицу, которая только что родила и была настолько истощена, что собиралась съесть своих маленьких котят.

Тяжёлое положение тигрицы и её детёнышей глубоко поразило Махасаттву и когда принцы собрались возвращаться домой, он сказал братьям: «Вы идите вперёд, а я догоню вас позже». Когда они ушли, он тихо подобрался к тигрице и лёг перед ней, предлагая себя в качестве пищи. Тигрица взглянула на него, но была настолько слаба, что не смогла даже двинуться. Тогда принц разыскал острую палку и нанёс себе глубокую рану, потекла кровь, тигрица слизала её и почувствовала в себе достаточно силы, чтобы раскрыть пасть и съесть его.

Махасаттва пожертвовал своё тело тигрице с мыслью о спасении её жизни и жизни её детей; и благодаря великой позитивной силе своего деяния он обрёл рождение в более высоком мире, где смог достичь просветления и стать Буддой»³.

В этих легендах со всей очевидностью проявляется совершенно неадекватный шизофренически-извращённый характер той сострадательности, которая в буддийском этическом учении задаётся как высший образец для подражания. С позиций интуитивной Мудрости-Праджни, здесь мы имеем яркий пример пребывания в этической двойственности, противопоставляющей альтруизм и эгоизм самым что ни на есть нездоровым и противоестественным образом. Как видим, точно так же, как омрачённость эгоизмом, вполне возможна и омрачённость альтруизмом, омрачённость неадекватной и извращённой сострадательностью.

И тем не менее, на базе этой глубочайшей неадекватности, на базе этической двойственности «эгоизм-альтруизм» была создана духовная практика «Тонглен». Многие знаменитые учителя во всём мире активно пропагандируют этот метод, считая его наилучшим средством духовного развития. Ошо (Раджниш) восторженно называет его «величайшим методом», а Согьял Ринпоче заявляет, что из всех ему известных духовных практик, Тонглен является самой полезной и сильной, и может быть рекомендована любому человеку. В переводе с тибетского «Тонглен» означает «давать и получать» и представляет собою сочетание дыхания и фантазийной медитации (использования воображения). Суть метода заключается в том, что во время вдоха, используя всю силу своего воображения, вы сознательно забираете себе страдания и боль других людей, а на выдохе отдаёте им взамен своё счастье, здоровье и благополучие.

«Вдыхая, мысленно всасывайте и поглощайте всё вредное, а выдыхая, посылайте чистоту, ясность и радость».

Такая практика относится к фантазийным методам медитации и, по моему глубокому убеждению, совершенно непригодным для духовного развития⁴. Фантазийный характер метода Тонглен уже достаточно очевиден из предыдущего материала. Тем не менее, для пущей убедительности, приведу ещё один пример — описание модификации этого метода для работы с тяжело больными людьми и умирающими.

Тонглен для умирающего

«…во время визуализации представьте себе, что все страдания и страхи умирающего человека собираются в массу горячего, чёрного и мрачного дыма, и вы вдыхаете этот дым.

Теперь представьте, что, когда вы выдыхаете, вы наполняете умирающего своим спокойствием, миром, благополучием и очищаете его негативную карму».

Конечно же, столь возвышенная и героическая жертвенность, присущая этой йоге сострадания, трогает сердце каждого человека, особенно благодаря её контрасту с обычным поведением людей в этом мире. Согьял Ринпоче описывает духовную практику Тонглен в самых высоких выражениях и с искренним чувством восторженного благоговения:

«У нас есть прекрасные примеры великодушия и милосердия — все те великие мастера сострадания, которые жили и умирали, практикуя Тонглен, забирая с каждым вдохом боль всех чувствующих существ и с каждым выдохом наполняя исцелением весь мир на протяжении всей своей жизни и до своего самого последнего мгновения».

На первый взгляд, метод Тонглен выглядит исключительно благородно и возвышенно. Ознакомившись с ним, неискушённый человек тут же воскликнет: «Вот она, подлинная духовность!». Увы, в этом мире яркое внешнее обличье вполне может сочетаться с весьма посредственным содержанием. Как говорится, «не всё то золото, что блестит».

Конечно же, я согласен с тем, что побуждения практиков этого метода — самые лучшие. Но можно ли то же самое сказать о его результатах? Прежде всего, метод Тонглен очень вреден и очень опасен для практикующего. Во время его практики происходит вполне реальный энергетический обмен с окружающей средой, в ходе которого практикующий действительно отдаёт свою энергию (а следовательно, своё здоровье и своё благополучие) больным и несчастным людям из своего окружения, а взамен действительно получает от них болезни и страдания. Ещё раз хочу подчеркнуть: то, что происходит во время практики Тонглен — это не просто возвышенное, но на самом деле ни к чему не обязывающее виртуальное упражнение в добродетели. Это реальное действие, разворачивающееся на тонкоматериальном (психоэнергетическом) уровне и имеющее вполне реальные и порою просто ужасающие последствия. Чтобы не быть голословным, приведу конкретный пример.

В 1981 году умер великий тибетский мастер Гьялванг Кармапа, известный практик йоги сострадания (духовного метода Тонглен). После его смерти один из его тибетских учеников писал:

«К моменту нашей встречи Его Святейшество уже перенёс много операций, некоторые органы его тела были удалены и заменены искусственными, неоднократно производилось переливание крови и т. д. Каждый день доктора открывали симптомы новой болезни, только чтобы обнаружить, что на следующий день они уже исчезли, заменившись другими, как будто все болезни в мире нашли пристанище в его плоти. Два месяца он не мог принимать твёрдую пищу и, в конце концов, его доктора сдались.

…И тогда у меня возникла чёткая уверенность в том, что Кармапа подверг себя операциям, всем этим болезням, голоду — совершенно намеренно и добровольно. Он сознательно взял на себя страдания от всех этих болезней, чтобы помочь минимизировать боль от грядущих войн, болезней и голода и, таким образом предотвратить все ужасные муки этих мрачных времён. Для тех из нас, кто присутствовал там, его смерть послужила источником незабываемого вдохновения».

Ну что тут сказать? Не знаю, как читателя, но лично меня этот пример совсем не вдохновляет. К сожалению, когда европейский последователь тибетского буддизма с энтузиазмом принимается за практику Тонглен, обычно он совершенно не представляет возможных её последствий. Буддийские мастера древности, создавшие метод Тонглен, на мой взгляд, имели весьма упрощённое и незрелое представление о духовности. На его основе был выдвинут нравственный идеал Бодхисаттвы, на его основе были созданы и соответствующие этому идеалу методы практики, такие как обсуждаемый здесь метод Тонглен.

Этот подход к духовной практике неприемлем по целому ряду причин. Прежде всего, духовность не является абстрактно понимаемой «любовью» или «состраданием». Подлинная духовность — это трансцендирование двойственности, любой её разновидности (познавательной, эмоциональной, этической). Концептуальные представления о «добре» и «зле» — всего лишь порождение нашего, всегда ограниченного и всегда шизофреничного разума. Между тем, духовная практика должна опираться не на дуалистический разум, а на интуитивную мудрость-Праджню. Не «любовь» против «ненависти», не «добро» против «зла», не «свобода» против «принуждения», а высшая адекватность, включающая в себя оба полюса любой нравственно-этической пары противоположностей и дающая конкретный ответ только в конкретном контексте. Не существует абстрактной истины, истина всегда контекстуальна.

Далее, метод Тонглен, как я уже упоминал, относится к фантазийным методам медитации. Между тем, любые формы медитации, использующей воображение, даже такие, которые основаны на взращивании самых что ни на есть возвышенных и благородных помыслов, совершенно неприемлемы с точки зрения подлинного духовного развития. Об этом будет весьма подробный и обстоятельный разговор во втором томе данной книги.

Моё отрицательное отношение к методу Тонглен вовсе не означает отказа от общепринятой морали и пренебрежительного отношения к гуманистическим ценностям. Здесь нет высокомерного пребывания в позиции «по ту сторону добра и зла», а есть всего лишь указание на то, что любая форма неадекватности, даже самая возвышенная, не приведёт ни к чему хорошему.

Конечно же, мы, в меру своих сил и возможностей, должны помогать друг другу, но только в том случае, если этого действительно требует данная жизненная ситуация. Любой нормальный человек всегда готов защитить слабого, утешить обиженного и накормить голодного. Кто с этим будет спорить? Однако во всём, даже в гуманизме, следует иметь чувство меры. Жизнь никогда не требует от нас чего-то непосильного. Она не требует от нас, чтобы мы спасали все «живые существа» (обет Бодхисаттвы в буддизме Махаяны).

Тибетский буддизм, как и любая другая разновидность буддизма, начинается с великой истины о страдании. Да, этот мир полон страдания. Однако будет большой ошибкой рассматривать страдание исключительно с негативной стороны. В главе «Пылающий мост страдания» уже говорилось, что оно имеет и свой позитивный аспект. Именно через претерпевание страдания, понимаемого в самом широком смысле, и происходит растворение блокировок тонкого тела, сжигание кармы и развитие сознания. Таким образом, претерпевание страдания — необходимая составная часть общего процесса духовной эволюции человека.

Тибетский мастер, практикующий йогу сострадания (Тонглен) не понимает того, что каждый человек сам должен нести бремя своей кармы и что полностью избавить человека от страдания — это значит лишить его обратной связи, идущей от жизни, и обречь его на духовную стагнацию.

Самая лучшая и самая могущественная форма духовной практики — это вовсе не та, которая нацелена на альтруистическую помощь другим людям, а простая работа над собственным сознанием, направленная на его расширение и развитие. Солнце даёт свет и тепло всем живым существам, вовсе не ставя перед собой этой задачи. Оно светит и греет в силу того, что такова его природа. Со стороны Солнца в этом нет никакой альтруистической намеренности. Таков и подлинно духовный человек. Он не тщится всем помочь и всех облагодетельствовать, он не практикует йогу вселенского сострадания, а всего лишь скромно работает над самим собой, практикуя йогу сознания. «Спаси себя — и вокруг тебя спасутся тысячи», — говорил христианский подвижник Серафим Саровский. Стань Солнцем — и тогда твой свет и твоё тепло пойдут на пользу всему миру, причём без всякого специального намерения с твоей стороны. А если ты всего лишь тусклый и коптящий огонёк, у которого света не хватает даже для самого себя, куда там для других, — сколько ни тужься — ничего не выйдет. Поэтому лучше не обольщаться и не пытаться облагодетельствовать весь мир, если ваш свет — всего лишь слабое мерцание гнилушки из трухлявого пня.

* * *

Как видим, архат и Бодхисаттва представляют собой пару противоположностей, ту же самую двойственность эгоизма-альтруизма.

Архат — святой отшельник, всецело занятый собой и отвернувшийся от мира. Бодхисаттва, наоборот, жертвенно отрекается от себя и всецело обращён к другим, к тем, кто нуждается в его помощи. Ради людей он даже отказывается от того, что является высшей целью архата — от собственного просветления. Итак, с одной стороны мы имеем возвышенный эгоизм архата, с другой — жертвенный альтруизм Бодхисаттвы, то есть опять же попадаем в безвыходную противоречивость этической двойственности.

Махаянский идеал Бодхисаттвы нуждается в серьёзном критическом рассмотрении. У его сторонников отсутствует понимание того, что, оставаясь на стадии духовного несовершенства и будучи духовно незрелым существом, человек, сколь бы возвышенные цели он ни ставил перед собой — просто не способен на совершенство своих жизнепроявлений. В силу ущербности своего сознания, он не способен принести высшую пользу ни себе, ни другим людям. Обет бодхисаттвы, отказывающегося от собственного просветления, пока он не спасёт всех остальных, подобен хвастливому заявлению человека, который свалился в грязную лужу, и, ещё не успев из неё вылезти, громогласно заявляет, что даёт великий обет ходить грязным до тех пор, пока не сделает чистыми всех окружающих. Разве может быть способен несовершенный человек на деяния совершенной любви? С другой стороны, коль скоро человек достиг просветления, то есть высшего духовного развития, то как он может быть лишён высших духовных качеств? Как он может быть лишён любви и сострадания? Вот почему христианские подвижники утверждали: «Спасись сам — и вокруг тебя спасутся тысячи». В этом великая правда, великая истина. В подтверждение той же позиции приведу слова великого йогина древности Сватмарамы из его знаменитого и высокопочитаемого трактата «Хатха-Йога Прадипика»:

«Редкая удача выпадает семейству, в котором йогин рождён, и благословенна та страна, где живёт он. Бессмертно всё, что даётся ему. Видящий сущность творения сжигает карму миллиона воплощённых, просто глядя на них, говоря с ними и к ним прикасаясь. Один йогин стоит тысячи обычных людей, сотни святых и тысячи священников».

Слова Сватмарамы — не сказка и не полемическое преувеличение. Тот, кто практикует йогу сознания, рано или поздно начинает всё более сильно и благотворно воздействовать на всех окружающих. Автоматически, без всякого специального намерения, он очищает и наполняет энергией всех, кто находится рядом с ним, оказывая благотворное влияние на их физическое здоровье, психоэмоциональное состояние и на событийный ряд их судьбы. Он же является кармическим защитником и катализатором творческих способностей, а также профессиональной успешности. Воистину такой человек — благо для всех окружающих. Чтобы не быть голословным, приведу в качестве примера дневниковые записи моей ученицы Натальи В., занимающейся в моей школе и практикующей йогу сознания.

«У меня есть собака. Такса. Маленькая, с короткими лапками. Спина черная, морда рыжая — называется черно-подпалая. В проекции сверху — натуральный червяк. Она уже солидного собачьего возраста (скоро стукнет десять лет) и, как и большинство собак, много лет проживших в человеческом семействе, постепенно очеловечилась и превратилась неизвестно во что. Уже и собакой не назовешь. Все понимает, все соображает, свой характер, привычки. Вот такая сущность (или сучность, так как собака женского пола). У нее, кстати, даже диплом есть гордый — «лучшая сука породы» (там, правда, не указано, что она лучшая сука из двух имевшихся в тот момент на выставке). Но это я так, отвлеклась. Тут главное вовремя остановиться, так как болтать о своих собаках их хозяева могут до умопомрачения. Хуже чем молодые мамаши о своих чадах.

Итак, Притти (Pretty) или проще говоря, Притю, мы в свое время подарили моей дочке на день рождения, но своей настоящей хозяйкой она считает меня. У нее вообще строгая иерархия предпочтений. Если я дома, то спать она укладывается всегда в моей комнате, если я куда-нибудь смываюсь — то у матушки, реже — у дочки. Любит сидеть у меня на руках, благо кошачьи размеры позволяют. Тут, правда, не могу не вспомнить, что моя первая собака — эрдельтерьер — была совсем других габаритов, но тоже, по щенячьей привычке, иногда забиралась «на ручки» уже будучи взрослой, чем ужасно нас всех смешила, а видевших это зрелище впервые приводила в полное изумление.

Но это я опять отвлеклась. Так вот, вечером, когда все домашние «угоманиваются», я наконец-то могу спокойно позаниматься. Притя рядышком заваливается спать (у нее свой собачий режим), а я занимаюсь⁵. Это железно. По утрам другое дело. По утрам Притя, прогулявшись и взбодрившись, любит носиться по квартире, перелаиваться с соседскими собаками через стенку, со всеми домашними по очереди позавтракать (бутерброд с сыром очень уважает), а потом на дневной сон закопаться, как и положено норной собаке, в матушкины пуховики и подушки, благо они самые мягкие. Мне же утром надо по возможности спокойно позаниматься, так что по первости я пыталась закрываться в своей комнате в одиночестве. Но не тут-то было. Сначала иногда, а потом с неуклонным постоянством — только я настраиваюсь, Притя, чем бы она ни занималась, на каких бы пуховиках ни спала, тут же является и начинает ломиться в дверь. Сперва я её отговаривала: «Притя, иди спи, а то будешь тут шастать туда-сюда, дверь тебе открывай-закрывай, отвлекаться только». Но она ни в какую. Создание, надо сказать, весьма упорное. Если я её не пускала, она разбегалась и колотилась в дверь с леденящим душу грохотом. Ну что тут сделаешь — давай, заходи, не мешай только. Она сразу же сворачивалась в клубочек и засыпала. Так и повелось. Я заниматься, собака ко мне. Только я внутренне настраиваюсь, тут же топот ног по коридору. Теперь, чтобы время не терять, уже и не жду, когда она заявится, сама зову: — Эй, подруга, пошли заниматься! — в ответ бодрое цоканье когтей.

Ну вот, так и занимаемся вместе. Утром и вечером. Теперь про хвост. Хвост можно сказать исторический. Из-за него нас в свое время с позором изгнали с выставки. И было это уже давно, лет восемь назад точно, если не больше. Шишка на хвосте — собака выбраковывается. Потом, правда, выяснилось, что это не врождённый изъян, а просто киста в результате травмы. У меня даже рентген имеется с соответствующим заключением. Врачи сказали — надо оперировать, а то обострение будет, хвост отвалится. Видение бесхвостой Притти поначалу сильно напугало, но потом как-то померкло. Вроде надо, но может и обойдётся, да и операция все же, наркоз. Время шло, беспокойства эта штука собаке не причиняла. Так и решила — не буду мучить животное. Как есть, так и есть. А тут не так давно вдруг смотрю — кошмар полный, шишка лопнула, гной и кровь. Притя хвост гложет. Вот оно, думаю, сейчас начнет отваливаться, говорили же мне умные люди.

Я скорее названивать ветеринарам, нашла хирурга, собралась уже ехать — видение бесхвостой Притти ожило с новой силой. Но пока я расчухалась, вдруг смотрю: от шишки следа нет, просто вообще никаких следов, а была размером с большую вишню или небольшую сливу. Хвостик ровный, как будто так и было, шерстка растет повсеместно. Не знаю как Притя, а я так очень обрадовалась».

Другой пример из дневниковых записей Натальи В. описывает её реакцию на энергетическое поле, создающееся в то время, когда я читаю лекции. Надо сказать, что это далеко не единичный пример достаточно сильного и вполне реального воздействия на аудиторию во время чтения лекций. Речь идёт о лекционном курсе, который автор периодически читает слушателям своей школы.

«Про лекции. Когда слушала курс лекций в первый раз — понравилось, всё интересно, любопытно. Что-то понятно, что-то не очень. Занятно. Во второй раз — иначе. Тут надо сказать, что в первый заход я слушала лекции, пребывая во вполне приличном состоянии. И физически и эмоционально, все вроде было в порядке. Во второй же заход — наоборот, в состоянии «полураспада». Если попытаться это состояние описать образно так, то вот, скажем, был оркестр, играл более или менее слаженно и привычно и вдруг все музыканты забастовали — кто в лес, кто по дрова, играют что попало, полная какофония, никакой гармонии даже близко нет. Как будто все развалилось. Довольно неприятное чувство, мягко говоря. Вот в таком виде я и явилась на лекции. И вот какое возникло впечатление. Что раз за разом энергия настраивает меня как камертон и постепенно убирает внутренний разбаланс. Это не просто нравится или интересно, а как бальзам. Внутреннее, не на уровне ума, а интуитивное ощущение, что вот да, это вот так и есть, все правильно. Согласие с тем, что слышала и чувствовала.

Сразу после лекций меня обычно начинало слегка поколачивать, что-то вроде озноба. Легкий колотун, можно сказать. На следующий день — становилось ужасно жарко. Причём реакция стабильная, одна и та же после всех лекций. И постепенно становилось все лучше и лучше».

Последний пример из тех же дневниковых записей иллюстрирует воздействие регулярных занятий энергомедитативной практикой (естественно, согласно методам йоги сознания, ибо далеко не всякий медитативный метод пойдёт во благо) на энергетическое состояние того места (комнаты, дома, всей квартиры), где эта практика выполняется. Фактически, такая энергомедитативно проработанная комната, да и вся квартира, превращается в «место Силы», весьма благотворно воздействующее на его обитателей.

«А вот ещё случай, не очень доказательный, но все же. Как я квартиру продавала. До того как выставила её на продажу, довольно часто там бывала и подолгу занималась, благо спокойно, никто не отвлекает. Место наработалось, так хорошо там было. Но делать нечего, надо продавать. Так вот, первая же дама, которая пришла «на смотрины», походила, огляделась и сразу же — все, покупаю, подходит. Я потом ей долго нервы мотала, тянула время, так как не могла найти себе ничего подходящего, но она упорно ждала. А потом, уже после того, когда она переехала туда, рассказывала, что довольна ужасно (хотя квартира как квартира, стандартная), что она и сын теперь сидят дома, уходить никуда не хочется. «Не могу понять, — говорит, — в чем дело, сидим и сидим дома, раньше такого не было».

Думаю, что примеров достаточно, к тому же каждый человек, который начнёт практиковать медитацию согласно йоге сознания, спустя 2–3 года занятий может наблюдать аналогичные вещи в собственной жизни.

Любой человек самим фактом собственного бытия вносит очень большой и весомый вклад в состояние окружающего его пространства. Это незримое психоэнергетическое воздействие оказывает сильное влияние на окружающих людей, либо негативное, либо позитивное.

Наблюдается своего рода духовный парадокс: человек, обладающий совершенным сознанием, не имеет никаких личных намерений ни относительно себя, ни относительно других. Однако его влияние вполне реально и весьма благотворно. Несовершенный же человек, даже если он каждый день повторяет обет бодхисаттвы, тем хуже влияет на других, чем в худшем состоянии его тонкое тело и чем ниже уровень его сознания. Так что не нужно никакого пафоса, не нужно провозглашать великие обеты, нужно только работать над собой, работать просто и скромно над постепенным созреванием собственного сознания. На мой взгляд, в обете бодхисаттвы есть некая скрытая гордыня и излишний пафос, мало совместимые с подлинной духовностью. Надо быть скромнее. В конце концов, кто мы такие, чтобы спасать всю Вселенную?

* * *

Кроме того, в основе концепции Бодхисаттвы лежит скрытый отказ от созерцания в пользу действия, что привлекательно для людей деятельного типа. Однако здесь таится серьёзная ошибка, в результате которой духовное низводится до религиозного. Происходит это потому, что практика совершения добрых дел, милосердие и сострадание, реализуемые в активной помощи людям, ставятся выше, чем практика медитативная, приводящая к расширению и развитию сознания. Эта моя позиция ни в коей мере не является оригинальной. Вот подтверждающие её слова из Сутры Помоста Шестого Патриарха Чань-буддизма Хуэй-нэна. Ученик спрашивает Хуэй-нэна:

«…когда великий патриарх Бодхидхарма обращал в своё учение лянского У-ди, тот спросил Бодхидхарму:

— Я всю жизнь строил храмы, давал милостыню и делал подношения. Имею я заслуги-добродетели или нет?

На что Бодхидхарма ответил:

— Нет никаких заслуг-добродетелей!.

У-ди был весьма разочарован и огорчён, а потому изгнал Бодхидхарму за границы своего царства. Мне не совсем ясна эта история, прошу Вас объяснить её.

Шестой патриарх сказал:

— Действительно, нет никаких заслуг-добродетелей. Не сомневайтесь в словах великого учителя-наставника Бодхидхармы. У-ди придерживался ложного пути и не знал истинного учения… Строить монастыри, давать милостыню и делать подношения — это значит практиковать лишь для достижения счастья в будущих перерождениях. А достижение счастья нельзя считать заслугой-добродетелью. Заслуга-добродетель находится в дхармовом теле, но не в поле счастья. В вашей собственной дхармовой природе имеется заслуга-добродетель. Созерцание своей природы есть заслуга (достижение), уравновешенность и прямота сознания есть добродетель. … Культивировать собственное дхармовое тело — это и есть заслуга, культивировать собственное сознание — это и есть добродетель. Заслуга-добродетель создаётся в собственном сознании, практиковать ради достижения счастья — это отличается от заслуги-добродетели. У-ди не знал настоящей истины, а великий учитель-патриарх не ошибался»⁶.

* * *

Христианской заповеди Любви в индийской классической Йоге соответствует понятие «Ахимса». В переводе с санскрита это слово означает невреждение, запрет на причинение вреда любому живому существу. Никогда и ни при каких обстоятельствах мы не должны преступать эту заповедь — ни словом, ни мыслью, ни делом. Ахимса — это первая и наиважнейшая заповедь морального кодекса индийской Йоги. Она значительно шире христианского «не убий», поскольку распространяется не только на людей, но и на животных. Этот запрет носит абсолютный характер и не может быть нарушен ни при каких обстоятельствах. Однажды, в давние советские времена, группа наших журналистов посетила йогический ашрам в индийском городе Ришикеше. Обитатели ашрама демонстрировали асаны, рассказывали о йоге. Зашла речь и о моральном кодексе йоги и, естественно, об основной его заповеди — Ахимсе. Журналисты спросили йогов:

— А что вы будете делать, если на ваш ашрам нападут враги и будут убивать ваших родных и близких? Возьмётесь ли вы за оружие?

Ответ был:

— Ни в коем случае! Мы будем их уговаривать, увещевать, призывать к милосердию.

— А если они, тем не менее, не будут вас слушать и будут продолжать творить своё чёрное дело: убивать мирных людей, насиловать женщин, грабить и поджигать дома, что тогда?

Ответ был бескомпромиссным.

— Ни при каких обстоятельствах, даже перед угрозой смерти человек, следующий тропою Йоги, не должен применять насилие. Мы не будем сопротивляться. Мы не можем причинить зла даже убийцам и насильникам.

Такой ответ является традиционным и находится в полном соответствии с классической йогой, как она изложена в Йога-Сутре Патанджали. Согласно авторитетному комментарию Вьясы к Йога-Сутре, Ахимса и другие моральные заповеди должны соблюдаться всегда и везде. Они носят универсальный и абсолютный характер и не знают исключений ни при каких обстоятельствах.

Конечно, всё это очень благородно и возвышенно, но, к сожалению, совершенно неадекватно и полностью противоречит элементарному здравому смыслу. Принцип «подставь другую щеку», принцип непротивления злу насилием идёт от ума и является псевдорешением проблемы. Он не имеет ничего общего с подлинной духовностью и подлинной мудростью. Мстительной ветхозаветной заповеди «око за око, зуб за зуб» противопоставлено её зеркальное отражение. Толстовское непротивление столь же однобоко и неадекватно, как и его ветхозаветный негатив.

До тех пор, пока мы опираемся на разум, функционирующий на основе логической двойственности, мы обречены на жёсткий, принудительный выбор «или-или». Если же удаётся выйти за пределы ума, тогда духовное зрение раскрывается, и мы тотчас же обнаруживаем всю нелепость и ошибочность самой постановки вопроса. С позиций интуитивной Мудрости-Праджни, требование однозначного ответа, приложимого к любым жизненным обстоятельствам, — нечто вроде шизофрении.

Венский психотерапевт Виктор Франкль приводит поучительный анекдот как раз на эту тему:

Молодой человек почтительно обращается к знаменитому шахматисту: «Маэстро, скажите мне, пожалуйста, какой самый лучший ход на свете?»

К сожалению, человек, живущий умом, чувствует себя спокойно только если сотворит внутри себя дурную определённость, только если посадит себя в клетку из жёстких и категоричных правил. Тому, у кого интеллект интуицию запугал, совершенно невыносимо жить во внутренней свободе, в доверии к собственной душе. Такая свобода его страшит, пугает неопределённостью и ответственностью.

Принцип непротивления злу насилием в теории выглядит весьма красиво и возвышенно. Однако при столкновении с реальной жизнью, с элементарным здравым смыслом, немедленно обнажается вся его уродливость, узость и ограниченность. Вот простая история из жизни, бывальщина.

Мама-одиночка, в разводе, воспитывала сына в духе высокой морали, объясняла ему, что драться нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах. «Драка — это грязно и постыдно. Всегда можно договориться и обойтись без рукоприкладства, ведь мы же люди, а не животные! Так что, сынок, никогда, слышишь — никогда! — не дерись! И мама будет тобой гордиться!».

Сынишка ходил в начальные классы школы, был крепким и достаточно рослым для своего возраста. Однако вскоре сверстники обнаружили, что он никогда и никому не даёт отпора. Совершенно естественно, это, в конце концов, привело к тому, что в школе его постоянно избивали, пользуясь полной безнаказанностью. Парень мужественно терпел, поскольку глубоко верил маме. Закончилось дело очень печально. В один из дней он вернулся из школы с переломанным носом и выбитыми зубами. И вот только тогда плачущая мама сказала ему: «Прости меня, сынок, я была не права. Когда тебя обижают, нужно защищаться, нужно давать сдачи». После двух-трёх стычек, после которых его обидчики шли домой с расквашенными носами, всё стало на свои места. Побои и издевательства полностью прекратились.

Жизнь неизбежно развенчивает любую неадекватность, жизнь действует замечательно эффективным методом «reductio ad absurdum» и беспощадно выявляет условность и относительность любых, пусть даже самых благородных принципов, даже таких, как Ахимса. У Шварца в пьесе «Обыкновенное чудо» есть такие строки: «Когда душили его любимую жену, он ходил рядом и приговаривал: «Ты потерпи, может быть обойдётся».

В поведении непротивленцев ярче всего проявляется их эгоизм, ибо они стремятся соблюсти принцип Ахимсы только внутри самих себя, не задумываясь о том, что, благодаря их пассивности, этот принцип грубо нарушается в окружающем мире. Тем самым они бессознательно поставили жёсткую границу между собой и окружающим миром, отделились от него. Как тут не вспомнить евангельское поучение: «Сберегший душу свою — потеряет её, а потерявший душу свою ради Меня — сбережёт её» — учил Иисус Христос.

В священной книге индусов — Бхагавадгите, Кришна говорит сомневающемуся Арджуне: «Ты изменишь своим долгу и чести, коль справедливую битву отринешь». Однако разум, лишённый руководства со стороны интуиции-праджни, обречён постоянно наступать на одни и те же грабли, из поколения в поколение, из века в век.

* * *

Философия ненасилия, проповедуемая мастерами восточных боевых искусств (карате, айкидо и др.) представляет собой весьма грубую попытку создать противовес агрессивности, которая может развиваться в ходе занятий боевыми искусствами (разновидность профессиональной деформации личности). Возникает естественное недоумение — зачем вообще обучаться боевым приёмам, если не собираешься их применять в случае необходимости?

Принцип ненасилия звучит весьма благородно, но на самом деле это просто пустые слова. Все прекрасно понимают, что и сам Мастер и все его ученики в случае необходимости будут сражаться, применять весь арсенал приёмов и техник для обезвреживания и уничтожения противника. А это и есть не что иное, как насилие, причём высокотехничное, высокопрофессиональное насилие. На самом деле, насилие и ненасилие — диалектическая пара противоположностей, два полюса возможного поведения.

Подлинная философия боевого искусства не сводится к столь убогому выбору (применение насилия или отказ от насилия). Она намного шире. Это философия адекватности, включающая оба этих полюса. Это высокое искусство тонкого восприятия и оценки конфликтной ситуации, великого спокойствия и самоконтроля, которые столь трудно сохранить в такой ситуации; это, наконец, искусство очень дифференцированного выбора адекватного ответа на возникающую угрозу (адекватного как по силе, так и по возможным последствиям для нападающего). Наконец, эта, в высшей степени практическая философия подразумевает не только адекватное поведение в ситуации боевого противостояния, но и адекватное поведение в предшествующий период, поведение до того, как начался бой, направленное на то, чтобы его предотвратить. Конечно же, это требует хорошей чувствительности, хорошего знания психологии, владения определёнными психоэнергетическими техниками эмоциональной разрядки агрессора, перевода его агрессивной энергии в безопасное русло, то есть психоэнергетической нейтрализации инициатора конфликта.

Увы, всё это в современных боевых искусствах практически отсутствует. За весьма и весьма редкими исключениями, учат только боевым техникам и психоэнергетическому обеспечению боевых приёмов, да и то не всегда. К сожалению, практически не обучают искусству соразмерять ответные действия с реальными масштабами угрозы. В результате, ученик там, где имеет место смертельная опасность (нападение бандитов) вместо того, чтобы защищаться с максимальной поражающей мощью, просто спаррингует, как в тренировочном зале. Или же, там, где нужно всего лишь мягко отпихнуть подвыпившего мужичка, или, максимум, аккуратно (чтобы не зашибся бедолага) положить его в грязную лужу — ученик, не умеющий соразмерять свои силы, ломает оппоненту челюсть, наносит увечья, безо всякой серьёзной надобности. Безусловно, при такого рода обучении, необходимо использование различных психотехник, таких, например, как ролевые игры.

Отсутствует и обучение правильному высокопрофессиональному поведению в период, предшествующий непосредственному физическому столкновению.

Вот почему я — противник философии ненасилия в боевых искусствах (точно так же, как и философии насилия). Принятие этой философии препятствует расширению боевого искусства, включению в него тех крайне важных сфер, о которых я только что говорил. Таким образом, философия ненасилия, так же как и философия насилия — проявление двойственности в идеологии боевых искусств. Боевое искусство обретает духовное измерение только тогда, когда оно трансцендирует эту двойственность и принимает философию адекватности.

Принцип Тай-цзи и философия адекватности — это и есть та нить Ариадны, позволяющая нам находить наилучшее решение в каждом конкретном случае, опираясь не на некие жёсткие постулаты, а на прямое интуитивное видение ситуации.

* * *

Удивительное дело! Оказывается, если человек с неразвитым, дуалистически ограниченным сознанием вдохновлён некоей великой, возвышенной и благородной идеей, и всеми силами стремится её реализовать, — он непременно придёт к её противоположности. Какой бы ни была эта умственная конструкция, пусть даже самого, что ни на есть высокодуховного и альтруистического содержания, — всё равно она имеет ужасный и непоправимый недостаток. Он состоит в том, что это продукция ограниченного, косного и шизофреничного по своей глубинной сути ума, а не плод интуитивного прозрения, не плод экстраментальной способности познания — интуитивной Мудрости-Праджни. А следовательно, цельное, безупречное и бескомпромиссное следование этой возвышенной, замечательной идее, — непременно обернётся её полной противоположностью и закончится катастрофой. Так, революционеры-народовольцы во имя высоких идеалов свободы и блага народа докатились до полного нравственного одичания; во имя всеоправдывающей высокой идеи стали хладнокровными убийцами. То же самое — религиозные фанатики. Христианское «возлюби ближнего» претерпело удивительные метаморфозы и обернулось религиозными войнами и кострами инквизиции. Сейчас то же самое фанатичное средневековье мы видим в захлестнувшей весь мир волне терроризма — порождении исламского фундаментализма.

В современном мире эта проблема (насилие — отказ от насилия) стоит необычайно остро. Однако на уровне ума она принципиально не решается. Наш ум способен лишь выбирать одну из двух противоположностей, которую он и объявляет истиной. Однако чем больше мы настаиваем на тезисе, тем неумолимей он требует антитезиса. Вот почему можно утверждать, с полной уверенностью, что терроризм — не что иное, как закономерное порождение западной демократии. Акцентирование прав и свобод индивидуума и отказ от любых форм насилия с неизбежностью порождает такое кошмарное явление как международный терроризм. Пора, наконец, понять, что адекватное применение насилия, нетерпимость к любым формам беззакония, неотвратимость наказания преступников — должны расцениваться как единственно верные и высоконравственные действия, тогда как проявление излишнего милосердия к преступникам — и неадекватно, и безнравственно. Эта псевдогуманность осуществляется за чужой счёт, за счёт жертв этих преступников. Столь человеколюбивые гуманисты и правозащитники покрывают преступников и, фактически, являются их пособниками (будучи при этом исполненными самых лучших намерений). Этакое благородство за чужой счёт.

«Никто не вправе отнимать чужую жизнь» — типичный аргумент противников смертной казни. Но серийный убийца или террорист делают именно это, причём делают это осознанно и намеренно. Тем самым они выводят себя из-под сферы действия этого, в высшей степени правильного, принципа. Простейшая диалектическая логика — минус на минус даёт плюс — «не вправе» помножить на «не вправе» даёт «вправе».

Возможно, эти мои рассуждения для кого-то окажутся убедительными, хотя, по большому счёту, в них нет особой необходимости. Эти вещи самоочевидные с позиций обычного здравого смысла, не зашоренного идеями абстрактного всепрощающего гуманизма. Однако, увы, одной из самых редких и труднодостижимых сиддх (паранормальных способностей человека), как раз и является этот самый «обычный здравый смысл».

* * *

Итак, чрезмерный и неадекватный альтруизм представляет собою форму духовного увечья, которая, на самом деле, ничем не лучше слепого эгоизма. Эгоист всегда, естественным и бессознательным образом, схлопнут на самом себе; иначе говоря, постоянно центрирован на собственном «я». В окружающем мире он видит только то, что имеет отношение к его «хочу»; только то, что помогает удовлетворить его желания и амбиции, либо препятствует этому. Всё, что в окружающем мире имеет нейтральный характер, — им попросту не замечается. В современной психологии этому соответствует понятие «поленезависимость».

Альтруизм, представляющий собою другой, альтернативный эгоизму, вариант духовной ущербности, напротив, всегда является чрезмерно «полезависимым». Альтруист психологически не принадлежит самому себе и не имеет собственного бытия. Он всегда является психологическим придатком к чему-то или кому-то, более важному, чем он сам. Главная проблема альтруиста заключается в том, что ему не хватает центрированности на самом себе. Альтруист не имеет собственного бытия, поскольку постоянно отождествляется с окружающими людьми и их проблемами. При этом, как правило, он весьма сильно заблуждается относительно самого себя и мотивов собственного поведения. Он может считать себя гуманным, тогда как на самом деле он всего лишь человекоугодлив. Он может считать себя добрым и любящим, а на самом деле он всего лишь жалостлив. Между тем, жалость — это вовсе не любовь. Это абсолютно разные вещи. Однако в нашем обществе, пропитанном христианской моралью, считается, что чувство вины и чувство жалости — признаки высокой духовности. Конечно же, это представление ошибочно. Любовь несёт тепло и свет, тогда как жалость всего лишь плодит паразитов. Опытные целители хорошо знают, что помочь человеку, жалея его — невозможно. Помочь можно только при отсутствии чувства жалости. Особенно ярко эта закономерность проявляется при лечении депрессивных больных. К сожалению, в рамках этой книги я не имею возможности развить эту тему более подробно и доказательно. Возможно, я вернусь к ней в своих последующих работах.

Итак, для эгоиста нет окружающего мира, тогда как для альтруиста нет самого себя. Эгоист всегда имеет бессознательную установку «Самое важное в этом мире — это я». Эта установка им даже не осознаётся и не вербализуется, что и даёт ей особую силу. По своей личностной структуре эгоист — существо довольно примитивное, но зато очень цельное. Альтруист, как личность, намного тоньше и сложнее. Однако при всей своей тонкости и многомерности, он лишён цельности и всегда невротичен. Недостаточное энергетическое развитие альтруиста напрямую связано с его «полезависимостью». Остановимся на этом немного подробнее.

Наше внимание — это канал, по которому направляется наша энергия, наша жизненная сила. На что мы направляем своё внимание — туда и уходит наша энергия, — факт, хорошо известный любому эзотерику. Поскольку внимание альтруиста постоянно направлено на других людей и на их проблемы, отождествляясь с ними, он всё время отдаёт свои жизненные ресурсы своему окружению. Естественно, такой «излучающий» человек весьма приятен для окружающих и постоянно привлекает к себе паразитов. Альтруист всё время истощает себя на энергетическом уровне. Когда такое истощение достигает критического уровня, он даёт вспышки гнева, после которых следуют угрызения совести и острое недовольство собой. Рано или поздно альтруист превращается в неврастеника, разуверившегося и в жизни, и в самом себе, и в других людях.

Совсем другое дело — эгоист. Именно по причине постоянной центрированности на собственной персоне, эгоист всегда склонен к патологическому забору энергии из окружающей среды. Другими словами, эгоист всегда паразитичен, тогда как альтруист — жертвенен.

Ни в том, ни в другом варианте нет ничего хорошего, поскольку односторонность всегда ущербна и всегда деструктивна. Даже такая односторонность, как жертвенный альтруизм, которая, на первый взгляд, выглядит весьма благородно и возвышенно. Можно возразить: «А что, собственно, плохого в альтруизме? Ведь существуют же на свете прекрасные люди, любящие, милосердные и сострадательные, которые при этом живут счастливой и гармоничной жизнью?».

Да, конечно, но это как раз и есть люди, которые сумели в своём бытии разрешить этот конфликт и трансцендировать двойственность «эгоизм-альтруизм». Их «для себя» и их «для других» гармонично интегрированы в единую и цельную систему. Кстати, это вовсе не означает следования древнему правилу «золотой середины». На самом деле, нужно ориентироваться не на усреднённость, а на адекватность. Иначе, метафорически выражаясь, не пить нам ни холодного лимонада, ни горячего чая.

Адекватность же, в отличие от догматического следования некоему абстрактному принципу, охватывает весь диапазон возможного поведения, от одного полюса и до другого, включая все промежуточные значения. Это и будет подлинное трансцендирование двойственности, возможное только через медитативную практику, но никоим образом через усиленную работу ума.

Так как же нам всё-таки жить — для себя или для других? Но почему же «или»? Уже сама постановка вопроса совершенно неправильна. Это всё равно, что спрашивать: «каким глазом нам следует смотреть на мир — правым или левым?». Как сказал Максим Горький: «Если ты не для себя, то кто же для тебя? А если ты только для себя, то зачем же ты?».

Антиномия ложь-правда

Другая разновидность этической двойственности относится к паре противоположностей «правда-ложь». В классической индийской Йоге сразу же после моральной заповеди Ахимсы (ненасилия) следует Сатья (правдивость). «Почему правдивость является столь важной для йогической жизни? Во-первых, потому что неправдивость, в её различных формах, создаёт множество ненужных усложнений в нашей жизни и поэтому является постоянной причиной загрязнения ума» — говорит известный комментатор «Йога-сутры» Таймни.

Даже на самом простом, житейском уровне легко увидеть, что ложь и обман создают в жизни обманщика множество сложностей. Даже если оставить в стороне морально-этическую сторону, всё равно, неизбежным следствием будет повышенный уровень тревожности и общего нервно-психического напряжения. Кем-то хорошо сказано: «чтобы лгать, надо иметь хорошую память». Вообще говоря, тот, кто работает над своим сознанием, кто достаточно серьёзно вовлечён в энергомедитативную практику, — получает надёжный критерий правильности своего поведения, построенный не на моральных предписаниях, а на основе того, как та или иная форма поведения влияет на его сознание, на его психоэнергетическое состояние. Медитация-осознание в большой степени развивает способность чувствовать себя, воспринимать своё телесное и душевное состояние. Следовательно, тот, кто практикует такую медитацию, со временем начинает понимать, как те или иные внешние факторы, а также те или иные формы собственного поведения влияют на него самого. Он начинает чётко и ясно понимать, что в нашей жизни действует на нас неблагоприятно, поглощает нашу энергию, отнимает силу и замусоривает душу. Благодаря медитативной практике, человек рано или поздно начнёт видеть то, что ему вредит, и постепенно начнёт от этого освобождаться, ибо видение (осознание) — всегда является началом освобождения.

Существует два типа лжи: первый — когда мы лжём другим, но при этом знаем, что это неправда. Второй тип — намного более вредный и опасный — это когда мы обманываем самих себя. Такой самообман типичен для истероидных личностей — людей с развитым воображением и слабой осознанностью. Демонстративная личность постоянно убегает от встречи с неприятным опытом, вытесняет болезненную для самолюбия, эмоционально неприемлемую информацию. Можно утверждать, что фальшивая искренность лучше, чем искренний самообман. Истероидная личность, прежде чем обманывать других, должна сначала сама уверовать в собственную лживую версию реальности.

Многие духовные искатели абсолютизируют принцип правдивости, попадая в ловушку этической двойственности. Такая абсолютизация означает полный отказ от лжи и обмана, правдивость при любых обстоятельствах, всегда и везде, без каких-либо исключений. Однако великий идеал Правды является всего лишь частным аспектом ещё более великого целого, в котором воедино сплавлены и другие аспекты Высшего — Сила, Любовь, Красота, Мудрость, Изобилие. Все они являются лишь частными проекциями этого великого целого. А раз так, то с неизбежностью возникают противоречия между ними. Есть такие ситуации, при которых слепое следование одному принципу приводит к нарушению другого. Вот конкретный пример, приводимый Таймни в его книге «Наука Йоги».

«Представьте, что вашего друга ошибочно обвинили в убийстве и собираются казнить. Вы можете спасти жизнь безвинного человека, но для этого от вас потребуется лжесвидетельство с принесением клятвы на Библии»⁷.

Что делать? Таймни — человек простой. Раз есть принцип Сатьи — надо ему следовать, несмотря ни на что, а если друга повесят — но то воля Божья! Истинный йогин — не идёт на компромиссы и не поступается принципами!

Не правда ли, это очень похоже на поведение чиновника-бюрократа, для которого главное не жизненная правда, не живой человек, а параграф должностной инструкции. Вот она, шизофрения разума, в полный рост! А между тем, думать нужно не про высокий духовный идеал — порождение ума, а совсем про другое, например про то, каково будет смотреть в глаза жене и детям казнённого.

Итак, во-первых, такой бескомпромиссный представитель «высшей духовности», хотя и исполняет Сатью, но грубо нарушает Ахимсу. Своим бездействием он позволяет совершиться великому злу, несравнимому с малой ложью, которая от него потребовалась. Во-вторых, действительно ли он соблюдает Сатью–правдивость? Фактически, он соблюдает её только в пределах своего маленького я, отгороженного от окружающего мира. Что же касается внешнего мира, то там, благодаря его бездействию, совершается не только великое зло (попрание принципа Ахимсы), но и великая неправда, великая несправедливость (попрание принципа Сатьи).

* * *

Фактически, ложь представляет собой не что иное, как информационную разновидность насилия. Отсюда следует, что там, где морально оправдано применение физического насилия, там же возможно и применение насилия информационного. Та же война, но другими средствами. Там, где дозволено употребить силу — там же можно и употребить хитрость.

Мы знаем, что существуют доблестные герои народных эпосов — благородные защитники слабых и угнетённых, а есть бандиты и убийцы. Точно так же есть злонамеренные бессовестные мошенники, а есть и те, кто используют хитрость и обман в благородных целях, как, например, хрестоматийный Иван Сусанин. Будет неправильным и слишком упрощённым думать, что насилие и обман — всегда плохо, а доброта и искренность — всегда хорошо. Вспомним благородного воина Арджуну из Бхагавадгиты или же, не менее благородного лукавца Ходжу Насреддина из книги Леонида Соловьёва.

* * *

В разных культурах стандарты искренности и правдивости весьма сильно различаются, столь же сильно как и общепринятые стандарты пунктуальности и обязательности. Как правило, эти межкультуральные различия недооцениваются, либо же политкорректно замалчиваются. Между тем, то, что для одной культуры является высокой добродетелью, представителями других культур может восприниматься как невообразимая глупость.

В православном христианстве требование правдивости имеет абсолютный характер, а любое отклонение от истины рассматривается как великий грех. В православии Бог есть истина, а дьявол именуется отцом всякой лжи. «Лжец не имеет общения с Богом», говорит нам Авва Дорофей. Если же в жизни встречается такая ситуация, когда правдивость и честность могут привести к тяжелым последствиям, могут оказаться разрушительными и даже катастрофичными, — тогда разум православного христианина приходит в великое смятение, будучи неспособным разрешить это противоречие. Христианский наставник Авва Дорофей пишет:

«Иногда случается такое дело, что бывает крайность скрыть мало, и если кто не скроет мало, то дело приносит большое смущение и скорбь. Когда встретится такая крайность и видит кто-либо себя в такой нужде, то может посему изменить слово для того, чтобы не вышло большого смущения и скорби или обиды. Но когда случится такая великая необходимость уклониться от слова правды, то и тогда человек не должен оставаться беспечальным, а каяться и плакать перед Богом и считать такой случай временем искушения».

Как видим, вполне возможна даже такая странная вещь, как омрачённость правдивостью. Интересно, что в русском языке фактически отсутствуют позитивно окрашенные слова для выражения противоположности правдивости. В то же время имеется множество негативных слов, выражающих моральное осуждение подобного поведения: ложь, неискренность, клевета, обман, лицемерие, мошенничество и т. д. Даже такие, относительно нейтральные слова, как «лукавство» и «хитрость» в русской культуре обозначают поведение, хотя и допустимое в определённых случаях, но всё-таки сомнительное с моральной точки зрения.

А вот, например, в китайской культуре отношение к искренности и правдивости совсем другое. Английский миссионер Д. Макгован в своей крайне интересной и поучительной книге «Китайцы у себя дома», рассказывающей об обычаях и нравах в Китае конца XIX — начала ХХ века, пишет:

«Имея дело с китайцами, не надо забывать, что склад их ума и морали совершенно иной, нежели у европейцев.

… К числу теневых сторон характера китайцев, прежде всего, следует отнести их лживость. С нашей точки зрения у китайцев нет ни малейшего представления о том, что такое правда.

…Со лживостью китайцев и с их легким отношением ко всякой лжи вы встречаетесь на каждом шагу».

То же самое говорит в своей книге, посвященной Китаю конца XIX — начала ХХ века русский дипломат И. Коростовец:

«Менее симпатичной чертою китайского характера является их неискренность и лживость, обнаруживающиеся во всех сферах частной и официальной жизни».

«Похоже на то, что такая конфуцианская добродетель, как искренность, о которой так много говорится в китайских классических книгах, в реальной жизни не существует».

Следует отметить, что процитированные авторы вовсе не стремятся оклеветать и унизить великий китайский народ. Они всего лишь стремятся быть объективными. В своих книгах они также много говорят и о хороших качествах китайского национального характера, таких, например, как добродушие и юмор, как прекрасная, изумляющая европейцев, способность владеть собой, спокойствие и невозмутимость. Они много говорят об уникальном китайском трудолюбии, великом терпении, выносливости и стойкости к всевозможным невзгодам. На самом деле, лживость и неискренность китайцев, настолько шокирующие европейцев, ими самими вовсе не воспринимаются как нарушение моральных норм. Просто у них совершенно иные представления о нравственности. Для китайца является вполне нормальным и совершенно естественным говорить то, что для него удобно и выгодно в данный момент. При этом реальное, строго объективное положение вещей, то есть то, что европеец называет «правдой», китайцем полностью игнорируется. Китайца совершенно не интересует, истинны или лживы его слова. Во время общения и взаимодействия с другими людьми он заботится только о том, чтобы получить житейский (материальный или психологический) выигрыш. Для представителя китайской культуры слова — не столько средство выражения истины, сколько средство достижения своих целей и защиты собственных интересов.

Китайцы являются, пожалуй, единственным народом в мире, который имеет в своём культурном наследии систематизированный набор различных способов, позволяющих обмануть противников и перехитрить конкурентов. Этот набор хитроумных уловок состоит из 36-ти классических приёмов. В современной синологии для их названия используется политкорректное слово «стратагемы», полностью устраняющее проблему моральной оценки этих способов поведения. В существующих китайских трактатах эти «стратагемные» приёмы расписаны по всех подробностях и объяснены на множестве конкретных примеров⁸. Китайские «стратагемы» с давних пор рассматривались как секретное национальное достояние.

В течение длительного времени, фактически вплоть до последней четверти ХХ века, такие классические работы, как «Трактат о 36 стратагемах» тщательнейшим образом скрывались от иностранцев. К этому следует добавить тот факт, что в самом Китае книги, описывающие 36 классических стратагем, пользуются большой популярностью и издаются огромными тиражами. Обучение классическим хитроумным уловкам для китайца начинается уже в школьном возрасте.

Столь же сильные отличия от европейских моральных стандартов имеются и в других культурах, например, в арабской культуре. Как правило, эти различия горестным образом нами недооцениваются. Однако не понимать такого рода отличий — значит ставить себя при встрече с представителями других культур в заведомо проигрышное положение. Как видим, слепое следование христианским моральным установкам при общении и взаимодействии с представителями иной культуры и носителями совершенно чуждого нам менталитета, немедленно ставит нас в крайне невыгодное положение и обрекает на незавидную роль баранов, которых неукоснительно стригут, или марионеток, которыми ловко манипулируют. На самом деле, обманутый человек далеко не всегда глупее того, кто его обманул. Весьма часто нас обманывают только из-за того, что мы других меряем по себе. Причиной многих наших бед является эгоцентризм нашего восприятия. Он заключается в том, что стороннего человека мы воспринимаем как другую версию себя самого. Оказывается, мы не умеем видеть другого человека таким, каков он есть на самом деле. Мы всего лишь проецируем своё собственное внутреннее содержание (свои взгляды, ценности, моральные установки и т. п.) на другого человека. Поэтому для вора и мошенника другой человек — тоже мошенник. Если же он встречает человека честного и порядочного, то либо воспринимает его с подозрением, как хорошо замаскированного жулика, либо же как своеобразную аномалию — блаженного глупца, живущего в отрыве от реальной жизни. Аналогичный познавательный эгоцентризм имеет место и у порядочного высоконравственного человека.

Он тоже меряет людей по себе, ошибочно предполагая у всех окружающих столь же высокий моральный стандарт. При этом он может быть весьма умным и высокоинтеллектуальным человеком, но это ему никоим образом не поможет избежать жалкой участи обманутого. Здесь нужен не разум, не интеллект, а интуитивная Мудрость-Праджня, о которой так много говорится в этой книге.

Антиномия получать-отдавать

В нашей культуре очень редко можно встретить адекватное отношение к собственности (к деньгам и материальным ценностям). Чаще всего встречаются два противоположных полюса неадекватности.

Первый — это признание денег высшей ценностью и мерилом для всего остального.

Есть такой анекдот.

В Сухумском обезьяннике экскурсанты разглядывают шимпанзе, находящихся в вольерах. «Скажите, пожалуйста, — спрашивает дама у грузина-экскурсовода, показывая на обезьяну, — это мужчина?» Тот, усматривая в этом оскорбление для сильного пола, гневно отвечает: «Нэт! Это нэ мужчина, это самэц! Мужчина — это тот, у кого дэньги есть, а это — самэц!»

Когда-то, в наивные старые времена, считалось, что отличием человека от животных является его интеллект, обладание речью и разумом. Сейчас же, как это хорошо иллюстрирует вышеприведённый анекдот, оказывается, что человек, прежде всего, отличается от животного наличием банковского счёта.

Второй подход — диаметрально противоположен первому. Деньги и богатство отвергаются как нечто презренное и недостойное. Стремление к материальному благополучию объявляется неприличным и низменным. Именно в таком духе воспитывался в коммунистической России Homo Soveticus (человек советский). Новое поколение может этому не поверить и посчитать преувеличением, но так действительно было, более того, такая система ценностей была и общепризнанной и общераспространённой. Я имею в виду то, что такое отношение к деньгам и к материальным ценностям было не только официальной идеологической доктриной, но и разделялось «широкими массами трудящихся». Исторический факт — Советская Россия воспитывала бессребренников. Результат всем известен и закономерен: если вы не уважаете и не любите деньги, то и они вас любить тоже не будут. В итоге, выражаясь в еврейском стиле, мы имеем именно то, что мы имеем. Не случайно коммунизм в России вырос на благодатной почве православного христианства, поощряющего нищелюбие и почитающего богатство постыдным. В этом, кстати, состоит огромное отличие православия от протестантизма, в котором вполне логично считается, что если человек богат, значит на нём милость Божия, тогда как православные, наоборот, педалировали тезис: «Легче верблюду пройти в игольное ушко⁹, чем богатому попасть в царство Небесное».

На самом деле, обе крайних позиции по отношению к деньгам и материальному благополучию неадекватны и ущербны. Негласное признание богатства, денег — высшей ценностью и мерилом всего остального, как это делает американизированный Запад, это один вид увечья, тогда как отвержение богатства, отказ признавать его как позитивную ценность человеческой жизни, как это делали большевики, это противоположный вид увечья.

Богатство, как и здоровье, вне всякого сомнения, является высокопозитивной ценностью, пренебрежение которой — верный признак инфантилизма и личностной незрелости. Однако, столь же неверно возводить эту позитивную ценность на пьедестал и рассматривать её как главную и наивысшую ценность, как мерило всех прочих достоинств человека. «Если ты такой умный, то почему ты не богатый?» — говорят американцы. Сразу же становится понятным, что именно доминирует в американской системе ценностей. Если пренебрежение материальной стороной жизни следует назвать идеалистическим инфантилизмом, то поклонение золотому тельцу — не что иное, как разновидность духовной дебильности.

* * *

Представление о том, что брать — плохо, а отдавать — хорошо, является слишком упрощённым. К сожалению, такая, совершенно неадекватная, установка часто воспринимается как признак высокой духовности. В духовной литературе, в частности, в христианской, существует множество историй о том, как человек отказывается от своего богатства, своего имения, всё раздаёт нищим и полностью посвящает себя Богу.

Лично у меня подобная абсолютизация принципа «отдай» не вызывает благоговейного восхищения. Если мы уверовали в то, что иметь собственность плохо, а раздать её — божественно, мы попались в ловушку собственного ума. Брать и отдавать, стяжательство и отречение от материальных благ, корыстолюбие и добровольное нищенство — всё это не что иное, как два полюса неадекватности, всё это — пребывание в двойственности. Это вовсе не означает, что правильным решением является, так называемая, «золотая середина», то есть умеренный достаток без крайностей нищеты и большого богатства. Как я уже ранее говорил, трансцендирование двойственности ни в коем случае нельзя сводить к принципу «золотой середины». Адекватность означает, что в одном случае будет правильной ориентация на один полюс, в другом — на противоположный, в третьем — на среднее, промежуточное значение.

Пребывание в двойственности напрочь исключает такую вариативность в пределах всего диапазона, включающего оба крайних значения (оба полюса). Оно означает жёсткое, ригидное настаивание на одном полюсе с полным отвержением его противоположности. Сверхценная идея возвышенной нищеты по своей сути ничем не лучше зацикленности на стремлении разбогатеть, на стяжательстве. Подлинная свобода духа состоит в отсутствии зацикленности как на одной идее, так и на другой. Этот принцип прекрасно иллюстрирует дзенская притча, под названием «Рука Мокусена»:

Мокусен Хики, японский мастер Дзен, жил в храме в провинции Тамба. Один из его учеников пожаловался на скупость своей жены. Мокусен посетил их дом. При встрече с женой своего ученика он показал ей свою руку, сжатую в кулак.

— Что Вы хотите этим сказать? — спросила удивлённая женщина.

— Представьте себе, что моя рука всё время сжата в кулак, и раскрыть руку я не в состоянии. Как Вы это расцените? — спросил Мокусен.

— Ну, я бы сказала, что это увечье. — ответила женщина.

Тогда он раскрыл руку и снова спросил:

— Теперь предположим, что моя рука всегда в таком положении, а сжать её в кулак я не в состоянии. Что тогда?

— Ну, тогда это будет другая форма увечья. — сказала женщина.

— Что ж, если ты так хорошо это понимаешь, — заключил Мокусен, — тогда ты хорошая жена.

И он уехал. После его визита жена стала более разумной как в накоплениях, так и в расходах и избавилась от своей скупости.

* * *

«Не оскудеет рука дающего». «Отдай свой хлеб — и он вернётся к тебе с маслом». Как бы благородно и возвышенно это ни звучало в теории, применение такой установки на жертвенную самоотдачу в реальной жизни ни к чему хорошему не приводит. Один из часто встречающихся среди духовно устремлённых людей вариантов выглядит следующим образом: «Я — целитель. Мой дар — от Бога, поэтому я лечу людей исключительно бесплатно. Брать деньги за лечение — большой грех!».

Однако такой подход не выдерживает серьёзной критики, даже с позиций христианской идеологии. Если уж на то пошло, то Бог не только целителю, но и каждому из нас даровал какие-то таланты, способности и возможности: людям искусства — различные художественные таланты, инженеру и учёному — высокий интеллект, грузчику — крепкую спину и мощные руки и т. д. Наконец, всем нам Он даровал и саму жизнь — дар наиболее драгоценный и наиболее значительный. И всеми этими своими ресурсами люди пользуются, чтобы зарабатывать себе на хлеб насущный и жить в достойных материальных условиях. Почему целитель должен быть исключением из общего ряда? Нищета никоим образом не возвышает душу человека, а напротив, унижает его и лишает ресурсов, необходимых для полноценного развития. В нищете нет никакой высшей духовности — есть только невыученный кармический урок. Бедность и нищета — не что иное, как проявление слабости и беспомощности, либо на энергетическом уровне (дефицит личной силы), либо на информационном (дефицит мудрости). Вот один весьма показательный пример такой неадекватности.

Первым филиппинским целителем-хилером, получившим мировую известность за свою уникальную способность производить сложнейшие хирургические операции был Элеутурио Терте. Операции он проводил в состоянии транса, не пользуясь ничем, кроме собственных рук. Целительством он начал заниматься с 25 лет. В течение своей долгой жизни он исцелил большое количество народу, многих буквально спас от неминуемой смерти. И что же? Как пишет российский журналист Георгий Зотов, побывавший на Филиппинах и поживший среди знаменитых филиппинских целителей:

«Хилер Терте умер в 1979 году в возрасте восьмидесяти лет в крайней нищете — никаких денег за свои операции он не брал, ибо считал, что Бог ему дал этот дар не для того, чтобы он брал за него доллары. Иногда ему не на что было даже поесть в течение дня».

Такие люди, как Элеутурио Терте представляют огромную ценность для своего народа и должны иметь пожизненный статус наиболее ценного достояния страны. Смерть такого человека в условиях крайней нищеты — позор для его страны и для его соплеменников. С другой стороны это — естественный и закономерный результат его собственного неправильного поведения, неправильной установки относительно оплаты его труда. Терте — типичная жертва пребывания в этической двойственности.

Вне всякого сомнения, мы не должны быть эгоистами и, в меру своих сил и возможностей, должны помогать ближним. Однако в этом огромном мире, среди всех людей, его населяющих, есть один-единственный человек, кому мы имеем возможность помочь значительно лучше, чем кому-либо другому. Более того, если уж мы ему не поможем, то трудно рассчитывать, что ему поможет кто-то другой. Таким человеком являемся мы сами. Из всех людей этого мира мы лучше всего можем помочь именно себе. Для такой помощи мы имеем все необходимые условия, чего нельзя сказать о других людях. Позволю себе еще раз повторить слова Максима Горького: «Если ты не для себя, то кто же для тебя? А если ты только для себя, то зачем же ты?».

* * *

Установка жертвенной самоотдачи часто сопровождается не только высокими требованиями к самому себе, но также высокими требованиями и к другим людям. Порой эта требовательность доходит до воинственной нетерпимости, весьма далёкой от подлинно христианского смирения. Во-первых, здесь налицо агрессивно-критичное отношение к тем, кто лечением и целительством занимается профессионально и тем самым зарабатывает свой хлеб. Во-вторых, при ближайшем рассмотрении, как правило, обнаруживается, что материальное бескорыстие такого целителя полностью перечёркивается его эмоционально-психологической корыстью. Оказывается, ему необходимо получать от своих пациентов слова уважения, восхищения, благодарности. «Ах, какой Вы замечательный человек, святой и бескорыстный. Как я рада, что жизнь меня свела с таким человеком как Вы!». Но, если вдруг, кто-либо из них не сказал положенного количества благодарственных слов, то есть не оплатил лечение эмоционально-психологической валютой, в форме столь необходимых нашему бескорыстному целителю похвалы и лести — что тогда? Тогда будет наплыв отрицательных эмоций, будет недовольство, раздражение, обида и нежелание лечить такого пациента в дальнейшем. Налицо состояние фрустрации, вызванное блокировкой потребности целителя в восхищении и восторженно-хвалебных отзывах. Фрустрация прорывается в последующих жалобах и возмущениях, преисполненных горечи: «Какие неблагодарные люди! Я столько сил, времени и нервов на него положил(а), я так ему помог(ла). И что же? Даже спасибо толком не сказал!»

В Дао-дэ цзине сказано: «Стоя на цыпочках, долго не простоишь». Не надо изображать из себя того, кем вы не являетесь. С точки зрения духовного развития, намного лучше получить за лечение деньги, ибо всякий труд должен быть оплачиваем; и не питать никаких иллюзий относительно масштабов собственного духовного величия. Когда кто-либо отдаёт своё время, свою жизненную силу, свой труд другому человеку, и этот другой получает всё это с большой пользой и с полным удовольствием, но ничего не даёт взамен — что это за ситуация? Вещи следует называть своими именами — это ситуация паразитизма. Это совершенно неадекватное и нездоровое положение вещей, явное нарушение великого закона равновесия между получать и отдавать.

Иногда такого рода неадекватность наблюдается не у самого целителя, а у некоторых его пациентов, которые полагают, что истинный целитель в силу своей высокой духовности обязан лечить их бесплатно, и возмущаются, когда при записи на приём им указывают сумму гонорара. Такие люди, очевидно, считают, что целитель, после приёма пациентов затем, вечером, должен отправляться разгружать вагоны, чтобы заработать себе на хлеб. Брать деньги за лечение, оказывается, нельзя, это, видите ли, бездуховно. А вот лечиться задаром можно, здесь с нравственностью полный порядок. Получать адекватную компенсацию за свой высокопрофессиональный труд, по их мнению, нельзя, а беззастенчиво эксплуатировать сверхсовестливого целителя — вполне можно. Так и вспоминается несравненный Амброз Бирс, с его определением эгоизма: «Эгоист — это человек, который любит себя, больше чем меня».

В жизни каждого человека должно соблюдаться нормальное соотношение между тем, что он берёт от жизни и тем, что он ей отдаёт. К сожалению, людей, в полной мере осознающих этот закон и старающихся, по мере сил ему следовать — очень немного. Преобладающее большинство пребывает в одной из дуалистических крайностей, представляющих собой две формы духовного увечья.

Первая состоит в циничной и предельно эгоистической установке, при которой жизнь рассматривается как охотничьи угодья. Главное — мой личный интерес (прежде всего — материальный), главное — то, что я хочу получить от жизни. О том, что надо и что-то давать, а не только брать — он и не задумывается. Знаменитая «Декларация прав человека» — яркий пример дуалистической идеологической ущербности. Любопытно и весьма примечательно, что в этом документе весь пафос относится именно к правам индивидуума, про обязанности же человека в нём ничего не говорится. Похоже, что настало время для написания «Декларации обязанностей человека».

Если человек берёт от жизни намного больше, чем заслуживает, намного больше того, что он даёт сам, тогда он тем самым создаёт себе дурную карму, закладывает в своё будущее кармическую мину замедленного действия. Рано или поздно, в этой жизни или в последующей, но ему всё равно придётся вернуть всё, что он жадно нахапал. Брать было легко и приятно, а вот отдавать придётся тяжело и весьма болезненно. За неправедно нажитое или чрезмерно, не по заслугам, большое богатство обычно приходится расплачиваться здоровьем, а то и самой жизнью (либо собственной, либо жизнью близких людей). На Востоке издавна знают, что большое богатство, свалившееся на человека неожиданно, означает для него большую опасность, вплоть до смертельного исхода, и стараются в таком случае откупиться от судьбы через активную благотворительность и большие пожертвования на сирот, инвалидов, неимущих и т. п. Это не простое суеверие. Статистика показала, что во Франции, за два последних столетия, среди всех видов профессиональной деятельности, наибольшее количество насильственных смертей было у министров финансов. Да и в современной России богатые дельцы и банкиры гибнут от насильственной смерти значительно чаще людей со скромным достатком. Тут и никакой статистики не надо, всё видно невооружённым глазом.

Второй вариант духовного увечья — разгул альтруизма. Такой человек постоянно чувствует себя в психологической долговой яме. Своему окружению он отдаёт (на материальном, на житейском, на психоэнергетическом уровнях) намного больше, нежели получает сам. «Не оскудеет рука дающего» — увы, к сожалению, если нарушена гармония отношений с окружающим миром по параметру «брать — давать», непременно оскудеет, вплоть до самых что ни на есть катастрофических последствий. Возводя альтруистическую самоотдачу и самопожертвование «во благо других» в статус жизненного принципа, человек нарушает здоровое равновесие и выпадает из Дао. Вследствие ложной идеологии слепой жертвенности, он немедленно обрастает паразитами, становится объектом эксплуатации, грубо говоря, бараном, которого стригут все, кому не лень. На самом деле, это преступление по отношению к самому себе. Нельзя столь неразборчиво и столь бездарно растрачивать свою жизненную силу, своё время и свои денежные средства. Все эти виды ресурсов совершенно необходимы для того, чтобы человек шёл вперёд по пути психоэнергетического и духовного развития. Разве духовность состоит в том, чтобы плодить паразитов?

В прошлом веке, в англоязычной прессе появилась примечательная карикатура. На ней был изображён голышом тогдашний глава Советского Союза Никита Сергеевич Хрущёв. Голый Хрущёв прикрывает шляпой срамное место и при этом вещает: «Кому ещё в мире нужна наша помощь?».

Существует замечательное правило, которым не следует пренебрегать: «Отдача допустима только на основе избыточности». Только на основе избыточности, только на основе изобилия ресурсов можно позволить себе щедро делиться своими благами, своей энергией с другими людьми. В противном случае, мы разрушаем фундамент собственного благополучия и собственного развития. Если вы всё время отдаёте, то окружающие (особенно ваши дети) привыкают только брать и разучиваются отдавать. Ваши последующие упрёки в неблагодарности, в свете этой закономерности, просто нелепы. Как они могут что-то вам дать, если вы их приучили только получать? Учебная ситуация неблагодарности кармически необходима и неизбежна для тех, кто страдает разгулом альтруизма. Неблагодарность ближних в данном случае совершенно закономерна, ибо испытывать чувство благодарности — означает отдавать свою энергию. И это не метафора, идёт вполне реальная отдача на психоэнергетическом уровне. Эмоция благодарности — это эмоция отдачи своей жизненной энергии, причём энергии очень хорошего качества (высоких и чистых вибраций).

* * *

Как видим, точно так же, как существует избыточный вес и недостаточный вес, патологически высокое кровяное давление (гипертония) и патологически низкое (гипотония) — точно так же существует множество разновидностей двойственности в сфере личностных особенностей и мировоззренческих установок, в том числе — установки циничного эгоизма и установки жертвенного альтруизма. Каждая из них есть не что иное, как специфическая разновидность духовного увечья.

Надобно сказать, что за последние десятилетия уровень распространённости установки жертвенного альтруизма неуклонно снижается, так что весьма сомнительно, чтобы наше общество захлестнула пассионарная волна разгула альтруизма. Похоже, что это нам не грозит.

Что же касается другой установки, которую я обозначил как установку циничного эгоизма и воинствующего индивидуализма, то навряд ли я ошибусь, если охарактеризую её как господствующую в современном массовом сознании. Строго говоря, то, что сейчас происходит в нашем отечестве, трудно расценить иначе, как глубокий кризис и моральное разложение общества. Однако мы уже настолько к этому привыкли, настолько наши глаза «замылены», что явную социальную патологию мы воспринимаем как обыденность, как норму. Так, например, наличие в каждом доме и каждой квартире замков и запоров, охранной сигнализации и т. п. — разве это не признак глубокой ущербности общества, в котором мы живём? В нормальном, здоровом обществе всего этого не нужно, потому что в нём просто никому и в голову не придёт без спроса взять чужое. Моя покойная матушка рассказывала про случай, который произошёл в послевоенные годы (после Великой Отечественной войны 1941–1945 г.г.) в приполярном шахтёрском посёлке (ныне город Инта, республика Коми):

Приезжает коми-оленевод в посёлок на оленьей упряжке. Поставил нарты рядом с магазином, достал пачку денег, часть взял с собой, остальные положил на нарты, прямо на виду, и пошёл отовариваться. Вернувшись через полчаса с покупками, он с превеликим удивлением обнаружил, что деньги исчезли. Представитель малой угро-финской народности коми, носящий одежду из оленьей шкуры, живущий в чуме (шатре из оленьих шкур) и пасущий оленей в тундре, (с нашей точки зрения — дикий и нецивилизованный человек) не возмущался, не гневался, нет — он был безмерно удивлён: «Как же так, зачем человек взял, ведь это не его деньги? Может, напутал, взял по ошибке? Но рядом других нарт нет, только мои. Значит, знал, что это чужие — и всё-таки взял! Как же он взял, если знал, что это чужие деньги? Не понимаю».

Оказывается, в народе коми такое явление, как воровство просто не существовало. Вспоминаешь такую бывальщину и задумываешься, так кто же на самом деле дикий народ: коми-оленеводы, живущие первобытной жизнью в северной тундре, или мы, со всеми нашими достижениями, тёплыми клозетами, автомобилями, телевизорами и Интернетом?

Существует великий закон, согласно которому, то, что человек получает от жизни, должно быть уравновешено с тем, что он даёт миру, в котором обитает. Нельзя жить в этом мире, как червяк в большом яблоке. Ныне же все стремятся как можно больше заработать, то бишь получить деньги, как можно больше денег, но при этом совершенно не задумываются над тем, заслужили ли они эти деньги? Однако, как я уже говорил, жизнь устроена по принципу абсолютной справедливости, которая реализуется в законе кармического воздаяния. И, так же, как в правосудии, незнание закона жизни не освобождает его нарушителя от неизбежного наказания.

Антиномия гедонизм — аскетизм

Ещё одна разновидность этической двойственности — это конфликтующая пара «гедонизм — аскетизм». Гедонистическое мировоззрение постулирует, что смыслом жизни является наслаждение всеми её благами. Если же страданий больше, чем удовольствий, тогда жизнь теряет свой смысл, тогда добровольный уход из жизни представляется вполне логичным и разумным решением. В своё время, в античном мире, среди рабов прокатилась эпидемия массовых самоубийств, как следствие распространения философии гедонизма. Да и сейчас такого рода соображения часто служат мотивационной основой суицидального поведения. Суицидент не хочет продолжать существование, в котором страдания намного больше, чем радостей и удовольствий. Особенно это характерно для старческих суицидов, как правило, хорошо продуманных и безжалостных по отношению к самому себе. «Зачем мне жить дальше, будучи людям в тягость и себе не в радость?» — такова обычная позиция старого человека, «уставшего от жизни».

Аскетизм — это мировоззренческая установка отказа от чувственных радостей и мирских наслаждений. Аскетами называли религиозных подвижников, умерщвляющих свою плоть, добровольно подвергая себя всевозможным лишениям.

Как гедонизм, так и аскетизм представляют собой две разновидности пребывания в двойственности, своеобразное преломление эмоциональной двойственности «наслаждение — страдание» в этической сфере. Конечно же, их следует расценивать как две ущербные крайности, как в равной степени неадекватные мировоззренческие установки.

Безупречность (проблема успешности нравственной саморегуляции)

Как говорил Фёдор Достоевский, «чтобы умно поступать, одного ума мало». Во многих случаях для того, чтобы отличить плохое от хорошего, вредное от полезного, благородное от недостойного — никакой особой мудрости и не требуется. Есть вещи простые и понятные даже малому ребёнку и, тем не менее, оказывается, что люди сплошь и рядом, великолепно зная всю неправильность своего поведения, всё-таки продолжают делать то, что их губит, что разрушает их здоровье и их жизнь. Самый простой пример — курильщики, алкоголики и наркоманы. Отсюда огромная важность проблемы эффективности нравственной саморегуляции.

Если в жизни человека нет надличных ценностей, нет вертикального измерения и духовной устремлённости, то чем он отличается от животного? Вырваться из «беличьего колеса сансары» (А.Ровнер) может только тот, у кого имеется глубокая внутренняя потребность жить достойно. Но что значит жить достойно и каким образом можно этого добиться, как реализовать эту глубинную потребность нашего духа?

Я полагаю, что жить достойно — это значит жить безупречно. Как я уже говорил, безупречность (термин Карлоса Кастанеды) означает согласованность поведения человека и его жизненных убеждений. Таким образом, вторая проблема, к рассмотрению которой мы сейчас переходим — это проблема цельности и личной силы, необходимых для того, чтобы жить в согласии с собственными убеждениями. Каждый из нас знает по собственному опыту, насколько это не просто. Отсутствие цельности — всеобщее бедствие. Практически в каждом из нас имеется этот внутренний раскол, этот разрыв между нравственными убеждениями, нашим представлением о том, «что такое хорошо и что такое плохо» и нашим реальным жизненным поведением. Чтобы жить достойно, необходимо стать хозяином самому себе, то есть обрести способность управлять своим поведением и своими эмоциями. Каждому человеку, ставшему на путь самосовершенствования, приходится иметь дело с этой труднейшей и воистину роковой проблемой. Каковы же возможные способы её решения?

В понимании пути самосовершенствования существует два крайних подхода, каждый из которых несёт важную и глубокую истину и, тем не менее, часто оказывается малоэффективным вследствие её абсолютизации и вследствие недооценки противоположного подхода. Как сказал Нильс Бор: «Всякая великая истина имеет ту особенность, что диаметрально противоположное ей по смыслу высказывание является не менее глубокой истиной». Таковы аскеза — путь борьбы с самим собой, путь прямого волевого усилия, и медитация — путь безусильного осознания, отрешённого наблюдения содержимого собственной психики. Напряжённое усилие и пассивное созерцание, аскеза и медитация — как они соотносятся между собой?

Рассмотрим сначала тот дисгармоничный, но, к сожалению, часто встречающийся подход, при котором аскеза отрицает медитацию, а медитация — аскезу.

Путь аскезы, пренебрегающей медитацией

Это путь прямой волевой саморегуляции собственного поведения, путь усилия, путь борьбы и самопреодоления. Это путь религиозных подвижников, плоть свою умерщвляющих. Центр тяжести такого пути — постоянный контроль собственного поведения. Выражаясь в христианской терминологии, это путь «внутренней брани» (то есть внутренней битвы с самим собой). При этом человек постоянно понуждает себя к доброму поведению и волевым усилием не допускает недозволенного. В китайской культуре таков путь конфуцианцев. Постоянный самоконтроль и самодисциплина у конфуцианцев порой выливались в форму своеобразной «духовной бухгалтерии». Конфуцианцы вели дневник, в котором в конце дня фиксировали хорошие и плохие деяния, за каждое из которых начислялся соответствующий положительный или отрицательный балл. По итогам дня, недели, месяца, года вычислялся суммарный балл, и самосовершенствующийся муж мог видеть, насколько успешно идёт процесс накопления благих заслуг.

На пути самопринуждения прямая волевая регуляция своего поведения обычно сочетается с определёнными психотехническими приёмами, посредством которых образ желаемого качества усиливается в сознании ученика (медитация на желаемых духовных качествах).

Недостатки этого пути:

1. Выбор правильной линии поведения осуществляется на основе некоей религиозно-нравственной концепции, то есть опирается на ум. А это, как показывает история религии, весьма зыбкая опора. Отсюда возникает проблема адекватности выбранного направления волевых усилий.

2. Медитация на каком-либо позитивном качестве означает одновременное подавление противоположного ему негативного качества. При этом мы остаёмся в рамках двойственности, ибо, утверждая, к примеру, любовь, мы тем самым вытесняем и подавляем собственную агрессивность, как бы сжимаем внутреннюю психологическую пружину. Как только намеренное давление на эту пружину ослабнет (в период сниженного самоконтроля), она вырвется и произведёт выброс всей накопившейся агрессии.

3. Прямая волевая регуляция своего поведения приводит к прекращению самопотакания, то есть к прекращению удовлетворения многих недостойных желаний, наработанных в течение жизни потребностей. Например, человек долгие годы курил, отравляя себя и окружающих, и вот, наконец, решил с этим покончить. Другой пример — информационное обжорство, привычка к телевизору и к развлекательному чтиву. Наконец, человек осознаёт всю вредность этой привычки (бездарно растраченное время и замусоривание своей психики информационными помоями) и принимает мужественное решение прекратить неразборчивое поглощение информации.

Что же при этом происходит? Что происходит, когда человек начинает «новую и светлую жизнь», в которой нет места самопотаканию ни в каких его формах? Такое изменение поведения приводит к так называемому состоянию фрустрации, которое характеризуется наплывом отрицательных эмоций вследствие прекращения удовлетворения определённой потребности. Изменение поведения, производимое путём прямого волевого усилия, запускает процесс очищения на уровне причинного тела (тонкоматериальное тело человека, в котором запечатлены мотивационные структуры человека — его конкретные желания, влечения и потребности). Причинным оно называется потому, что эти мотивационные структуры являются причиной, порождающей наши мысли, эмоции, переживания и наше внешнее поведение.

Глубинные движущие силы, запечатлённые на уровне причинного тела, можно уподобить корню растения, который хоть и невидим, поскольку находится глубоко в земле, тем не менее, порождает ветви, листья, цветы и плоды — мысли, эмоции, слова и поступки.

Таким образом, путь аскетического самопреодоления производит сильнейшую чистку (снятие блокировок) на уровне причинного тела, то есть на уровне более тонком, нежели тот, который доступен медитативному осознанию. В результате, под давлением нового поведения (точнее, под давлением отказа от прежнего поведения), соответствующая психоэнергетическая муть выливается из ниш-отстойников, расположенных на уровне причинного (каузального) тела, из не воспринимаемых нами глубин собственной психики, и появляется на её поверхности, обрушиваясь на человека всем своим грязным содержимым. При этом происходит тягостная «ломка» на уровне физического тела и наплыв отрицательных эмоций. Такой абстинентный синдром наблюдается всегда, когда мы идём путём самопреодоления, чего бы оно ни касалось: будь то отказ от алкоголя, никотина, половое воздержание или же изменение поведения для освобождения от дурных свойств характера, например, практика беспрекословного подчинения для властолюбивого, практика щедрости для жадного, практика ограничения для пищевого или информационного обжоры и т. д. В то же самое время появляется масса крайне убедительных мыслей и доводов, направленных на то, чтобы вернуться к прежнему поведению. Попутно отмечу, что наш ум, которым мы так привыкли гордиться, ибо именно он отличает нас от животных, делает царём природы и «венцом мироздания», очень часто выполняет весьма незавидную роль наёмного адвоката на службе у мафии нашего эгоизма. При этом образовательный, интеллектуальный и общекультурный уровень не спасает нас от самообмана. Известно, что чем речистей соблазнитель, тем он опасней.

При упорном и бескомпромиссном следовании выбранному аскетическому курсу поведения ситуация усугубляется, происходит резкое нарушение сложившегося эмоционального баланса с выраженным преобладанием отрицательных эмоций. В этот период жизни человек страдает и терпит, и некуда ему уйти от страдания. Конечно, когда-то и этот мучительный период закончится и «тот, кто претерпит всё до конца — спасётся». То есть период чистки завершится, человек полностью освободится от ранее порабощавшего его влечения и выйдет на иной, более высокий уровень психического и духовного развития.

К сожалению, мало кто способен претерпеть и пройти путь аскезы до конца. Дело в том, что пропорционально нарастанию страдания, нарастанию отрицательных эмоций, нарастает и сила мотивации, направленной к возврату прежнего поведения. В конечном счёте, как правило — срыв. Таков путь христианской аскезы: начинаем новую, праведную жизнь, затем терпим и мучаемся, затем срываемся и снова грешим, затем каемся и предпринимаем новую попытку с тем же самым запрограммированным результатом. Человек попадает в порочный круг, грешит и кается, снова грешит и снова кается. Таким образом, для большинства людей, за исключением немногих — гармоничных, цельных и сильных духом, попытки стать духовным и вести совершенную жизнь исключительно за счёт прямого волевого усилия подобны попыткам человека, одетого в надувной спасательный жилет, нырнуть на дно за жемчугом.

В Дао-дэ дзине сказано: «чем строже законы и указы — тем больше воров и разбойников». И там же: «Этот мир¹⁰ является божественным сосудом. Ему нельзя придать желаемую форму, навязывая свою волю. Тот, кто пытается насильственно формировать его — всего лишь повредит ему».

Путь медитации, отвергающей аскезу

Он состоит в акцентировании медитации-осознания в сочетании с пренебрежительным отношением и даже отказом от аскетического волевого усилия. Наиболее известные в наши дни представители этого подхода — Шри Ауробиндо Гхош и Бхагаван Шри Раджнеш (Ошо). Если Шри Ауробиндо, уделяя большое внимание развитию сознания через медитацию-самонаблюдение, просто игнорирует путь аскезы, то Раджнеш откровенно его отрицает. Позиция Раджнеша — требование «честного самовыражения», отказ от волевого усилия, от самопринуждения при условии культивирования осознанности. Он не требует самообуздания и умерщвления плоти, но требует быть осознанным по отношению ко всему, что происходит в нас и с нами. Путь, предлагаемый Раджнешем, сводится к двум основным компонентам: безусильность плюс осознанность.

Почему отказ от усилия, от прямого волевого самоконтроля и самопринуждения ошибочен и опасен? Дело в том, что наше осознающее внимание лучше всего действует в той сфере психики, функционирование которой обеспечивается нашими наиболее сильными энергетическими каналами и энергетическими центрами. В той же сфере, которая связана с наиболее слабыми каналами и центрами, осознание действует хуже всего, его очищающий и просветляющий эффект для этой сферы психики — минимален. Таким образом, в том секторе психики, который наиболее очищен, наиболее развит, и осознанность высокая. В пределах этого сектора медитация-осознание выполняется легко и даёт хороший эффект. Однако в самую заблокированную зону психики осознающее внимание проникает с большим трудом, преодолевая неимоверное сопротивление, а часто и вообще не может проникнуть. Из этой зоны наше внимание выталкивается с огромной силой. В этом секторе психики существует «мёртвая», «непростреливаемая», недоступная для осознания зона.

Главный вывод: психика человека неоднородна и свет его сознания неодинаково освещает разные её отделы. Медитация-осознание, практикуемая как самодостаточный метод, при отказе от волевых усилий, как призывает Ошо (Раджнеш), не сможет обеспечить успешное духовное развитие. Она хорошо очищает самые развитые области психики и почти не затрагивает слабые. Что же делать? Возникшая проблема полностью разрешается, если практика медитации-самонаблюдения сочетается с прямым волевым усилием, направленным на избавление от нежелательных форм поведения. Энергомедитативной практики, даже диагностически прицельной, оказывается недостаточно. Дело в том, что заблокированной зоне всегда соответствует определённая наработанная потребность: имеется многолетний привычный способ поведения, который удовлетворяет это желание и одновременно усиливает привычку. Накатывается колея, из которой выбраться очень непросто.

Каждый раз, когда поведение повторяется и удовлетворяет желание, одновременно производится подкрепление соответствующей психоэнергетической блокировки, расположенной на уровне причинного (каузального) тела. Если наше сознание не способно проникнуть на данный уровень и осуществить необходимую чистку, то мы можем воздействовать на эту блокировку путём изменения своего поведения, можем отбросить дурную привычку, прибегнув к прямому волевому усилию. Это немедленно приводит к желаемой чистке на уровне причинного тела. Начинается разрушение глубинного психоэнергетического «тромба», и соответствующая «грязь» выбрасывается в циркуляцию энергосистемы, а сфера сознания заполняется отрицательными эмоциями и тягостными переживаниями (как у наркомана при вынужденном воздержании). Это, конечно, тяжело, неприятно, болезненно, но зато есть материал, доступный нашему сознанию, для чистки посредством энергомедитативной практики. Ведь до тех пор, пока желание регулярно удовлетворяется, например, пока человек курит, соответствующая психоэнергетическая блокировка спокойно спит, сытая и довольная, в своей глубокой норе, расположенной на уровне тонкоматериального причинного тела. Тут сколько ни медитируй — её не достать. Никакое осознание здесь не поможет. А вот когда мы прекратим удовлетворение этой потребности (например, перестал человек курить) — только теперь он может приступить к энергомедитативной чистке этой сферы.

В книге «Беседы с Павитрой» ученик спрашивает Шри Ауробиндо (который к тому времени уже был знаменитым учителем, основателем Интегральной Йоги) относительно курения, на что Ауробиндо отвечает, что он и сам курит. И это мастер медитации-осознания! Может ли быть более яркий пример тому, что осознание не всесильно и что на пути духовного развития без прямого волевого усилия, без намеренного самопринуждения просто не обойтись?

Как говорил великий учитель Рамана Махариши: «До тех пор, пока эго существует должно существовать и усилие. Когда же эго перестаёт существовать, все действия становятся самопроизвольными».

О какой безусильности говорит Раджнеш? Даже практика медитации-осознания требует большого упорства и волевых усилий. Рамана Махариши говорил:

«Никто не достигнет успеха без приложения усилий. Способность к контролю над разумом не является вашим свойством по рождению, требуются усилия для того, чтобы достичь его, и те немногие, которые достигли успеха, обязаны этим своей настойчивости».

Раджнеш предлагает культивировать «честное самовыражение», но разве неправильный человек способен на правильное поведение?

Таким образом, следует отвергать обе крайности: аскезу, пренебрегающую медитацией, и медитацию, отвергающую аскезу.

Наилучший путь гармоничным образом сочетает энергомедитативную практику и волевое усилие, используемое для самоизменения. Необходимо как одно, так и другое. Вопрос может стоять только относительно их разумного взаимоувязывания.

Как для ходьбы нужны обе ноги, как для полёта необходимы два крыла, так и для движения по пути к просветлению необходимо гармоничное сочетание волевого усилия и энергомедитативной практики.

Когда я здесь говорю о желательности и полезности волевого усилия, то имею в виду его направленность на конкретное изменение поведения, но не на попытку изменения своего характера и личностных качеств приказным путём. Волевым порядком можно прекратить есть мясо, но нельзя обязать себя быть добрым, скромным и исполненным любви к окружающим. Так, например, доасизм и чань-буддизм выдвигают как высшие идеалы простоту, естественность, искренность. Однако чем больше я буду стараться быть искренним и вести себя естественно, тем более фальшивым и манерным будет моё поведение. Фальшивка и состоит в том, что, вместо того, чтобы быть самим собой естественным и ненарочитым образом, человек стремится привести себя в соответствие с неким образом-идеалом. Неважно, какой это образ — «крутого парня» или смиренного и любящего христианина, или мудрого наставника, или образ аристократа с благородным умом и изысканными манерами. Во всех случаях имеет место имитаторство.

Вот чаньская притча:

«Чжао-чжоу спросил Нань-цюаня:

— Что такое дао?

Нань-цюань ответил:

— Обыкновенное сознание и есть дао».

(Он не стал говорить, что дао — это путь следования естественности, простоте, путь спокойствия и т. п. Он не стал перечислять признаки желаемого состояния. Вместо этого, он указал на необходимость сохранять осознанность в повседневной жизни.)

«Чжао-чжоу затем спросил:

— Можно ли ему научиться?

Нань-цюань ответил:

— Если ты будешь стремиться к нему, ты отойдёшь от него».

Естественность несовместима с намеренностью. Можно ли намеренно быть естественным? А ведь именно это и предлагает Раджнеш, требуя от своих последователей «честного самовыражения». Простота и естественность порождаются состоянием умственной тишины, приходят через практику медитации-осознания, приходят тогда, когда мы о них не думаем, когда мы не стремимся быть искренними, любящими, спокойными и т. п., а заботимся лишь о том, чтобы не допускать неправильного функционирования своего сознания.

Сочетание волевого самопринуждения и медитативной практики совершенно необходимо для того, чтобы убрать из своей жизни всё лишнее, всё, что отнимает нашу силу, нашу жизненную энергию и замутняет наше сознание. Одна из великих заповедей дона Хуана гласит: «Отбрось всё, что не является абсолютно необходимым!».

Есть такая суфийская притча:

Странник.¹¹

По бесконечно длинной дороге, далеко на горизонте теряющейся в горах, шёл странник. Он был навьючен всевозможным скарбом, который, за неимением ослика, ему приходилось тащить на себе. На спине находился тяжёлый мешок с песком, вокруг пояса — бурдюк, наполненный затхлой водой. В каждой руке он держал по здоровенному булыжнику. На шее страдальца, на обтрёпанной верёвке, висел старый жёрнов. К лодыжке правой ноги была прикреплена ржавая цепь, на которой, следом за ним, по песку волочилось тяжёлое ядро. В дополнение ко всему несчастный путник, с трудом балансируя, несёт на голове старую полусгнившую тыкву.

С каждым его шагом раздаётся синхронное дребезжание цепей; обливаясь потом, кряхтя и стеная, неспособный видеть ничего вокруг себя, странник шаг за шагом движется вперёд, кляня свою злосчастную судьбу и жалуясь на вселенскую несправедливость.

В полдень ему повстречался крестьянин, который сказал ему:

— О путник! Я вижу, ты очень устал. Зачем же ты несёшь в своих руках эти тяжёлые камни? Какой в этом смысл? Такие камни, при желании, ты можешь найти где угодно.

— ???? В самом деле, — отвечал странник, — действительно, ужасно глупо тащить эти дурацкие булыжники, как же я не видел этого раньше!

С этими словами он выбросил булыжники и сразу же почувствовал себя лучше. Спустя некоторое время, ему снова повстречался человек на дороге, который спросил его:

— Скажи мне, уважаемый, зачем тебе утруждать себя переноской старой полусгнившей тыквы и так ли уж тебе необходимо волочить это тяжеленное ядро?

— И в самом деле, я и не заметил, что тыква уже старая и гнилая. А что касается ядра, то когда-то давно меня приковали, и я уже настолько к нему привык, что только сейчас заметил, что до сих пор тащу его за собой. Как это глупо с моей стороны! — сказал странник и, с этими словами, сбросил цепь с ядром, а старую тыкву забросил в придорожную канаву. И тотчас же он почувствовал себя несравненно лучше и стал продвигаться вперёд намного быстрее.

Но чем дальше и чем быстрее он шёл, тем больше вновь стала ощущаться усталость, тем тяжелее ему было идти, ибо к вечеру путь всегда тяжелее.

Крестьянин, идущий вечером со своего поля, посмотрел на него с изумлением и сказал:

— О добрый человек! Ты тащишь тяжёлый песок в своём мешке, но посмотри: вокруг тебя вдоль дороги больше песка, чем тебе когда-либо сможет понадобиться, много больше, чем ты сможешь унести! А твой большой бурдюк с водой — ты запасся так, как будто собрался пересечь Великую пустыню! Посмотри, совсем рядом с дорогой, на протяжении всего пути течёт чистый ручей со свежей водой!

Услышав эти слова, странник сорвал бурдюк и вылил из него тёплую коричневую воду, которой он утолял жажду во время пути, прямо на дорогу; снял со своих уставших плеч тяжёлый мешок и высыпал из него песок. В задумчивости он стоял на тропе и смотрел на заходящее солнце. Последние лучи озарили его. Он внимательно оглядел себя, увидел тяжёлый жёрнов, висящий у него на шее, и впервые осознал, что именно из-за него ему приходится так сильно наклоняться вперёд. Путник снял жёрнов и закинул его как можно дальше в речку.

Выпрямившись и расправив плечи, он легко и свободно шёл прохладным и таинственным вечером, временами поглядывая на звёздное небо, которого он не видел уже много лет, шёл, напевая про себя что-то красивое и давно забытое, шёл к новым встречам.

* * *

Итак, отбрось всё, что не является абсолютно необходимым. Однако, возможно ли это? Сразу же, в одночасье, выбросить из своей жизни всё лишнее, для преобладающего большинства людей нереально. Но не невозможно. Дон Хуан заявил, и это прозвучало с большой мощью, что человек может бросить всё, что пожелает, и я думаю, что он прав. Однако для этого он должен быть очень цельным человеком. Обычно же люди либо не очень-то этого хотят, несмотря на все свои декларативные заявления, либо просто не верят в себя, не верят в то, что это возможно. Так что обычному человеку редко удаётся сразу же произвести полное, тотальное обновление всей своей жизни, разве что благодаря каким-то исключительным обстоятельствам. Но вне таких особых (и весьма редких к тому же) обстоятельств, полное одномоментное изменение личности и жизни человека (а это вещи взаимосвязанные) в равной степени и невозможно, и нежелательно. Поэтому, будучи реалистом, я считаю, что нужно составить перечень всего, что мешает и установить очерёдность постепенного исключения негативов из своей жизни.

Ликвидация каждого такого «свободного конца»¹² означает блокирование некоей наработанной потребности, многолетней привычки. При этом возникает крайне неприятное состояние фрустрации и с неизбежностью возникает наплыв отрицательных эмоций. Происходит нарушение эмоционального равновесия и сдвиг эмоционального баланса в сторону преобладания отрицательных эмоций. В результате пробуждаются силы, противодействующие принятому решению, стремящиеся вернуть поведение в прежнее русло. Силы эти тем больше, чем тяжелее состояние фрустрации, чем больше наплыв отрицательных эмоций. Вот почему нельзя менять сразу всё — нахлынет такой мрак, такая погибель, настолько тяжёлая психосоматическая «ломка», что человек не выдержит и сорвётся. У многих именно так и происходит: многократные попытки начать «новую и светлую жизнь» заканчиваются срывом в загул. Что из себя представляет психологический механизм загула? Срыв в загул происходит, когда воля не выдерживает бремени отрицательных эмоций. При нарушении эмоционального баланса, когда интенсивность отрицательных эмоций выходит за пределы определённого порогового значения, включаются, согласно закону эмоционального гомеостазиса, силы, сметающие голос разума, нравственные установки, ломающие в щепки волю. И тогда человек неразборчиво хватается за любые способы ликвидации эмоционального дефицита. Теперь для него годятся любые средства: алкоголь, неразборчивый секс, обжорство, потребление развлекательной информации в патологических количествах (телевидение, чтиво и т. п.) как форма бегства от самого себя, от встречи с неприятной реальностью. Всё, что угодно, лишь бы немедленно, тотчас же получить положительные эмоции. Потом, по окончании загула, человек с ужасом оглядывается назад и видит полный крах собственных благих намерений, собственных столь замечательных и возвышенных планов. Как писал А.С. Пушкин, «и с отвращением читая жизнь мою…». При этом, видя полную свою несостоятельность, человек испытывает острое недовольство собой, презирает себя и у него формируется комплекс неполноценности, главными составляющими которого являются чувство вины и патологически заниженная самооценка. И, надо сказать, здесь он не прав. На самом деле, то, что выглядит для него катастрофой, «падением» — объективно носит положительный характер. Сработал защитный механизм — как предохранительный клапан в паровом котле, предназначенный для стравливания избыточного пара во избежание взрыва. В случае с человеком, предъявляющим себе непосильные и неадекватные требования, дело может кончиться психосоматическим аналогом взрыва парового котла — тяжёлым соматическим заболеванием или попаданием в психиатрическую больницу. У такого человека энергетика и психика не готовы к тому, чтобы пропустить через себя тот объём энергетической и информационной «грязи», который выбрасывается в них при столь резком изменении образа жизни. Новый режим существования оказывается непосильным и слишком опасным. И очень хорошо, что сработал предохранительный механизм эмоционального гомеостазиса. Таким образом, если человек сорвался, неправильно заниматься самоедством и самобичеванием. Очень глупо винить себя за то, что находится за пределами твоих возможностей. Стандартная ошибка людей, устремлённых к самосовершенствованию — предъявление неадекватных и чрезмерных требований к себе, категоричный девиз «всё или ничего!», с головой выдающий личностную незрелость.

«Или буду я полковник в шитых золотом портках,

Или буду я покойник под забором в лопухах»¹³.

Итак, ни в коем случае нельзя, очертя голову, бросаться в абсолютную святость, полную безупречность, пытаясь наскоком перевернуть всю свою жизнь. То, что мы столь легкомысленно пытаемся победить — на самом деле представляет собой огромную глыбу устрашающих размеров, от которой мы отскакиваем как пинг-понговый мячик.

Нельзя построить дом, не заложив прочный и надёжный фундамент. Таким фундаментом, на котором строится весь Путь самосовершенствования, является высокая энергетическая наполненность в сочетании с эмоциональным благополучием. Если у человека нет личной силы, нет необходимой для его развития жизненной энергии, то о каком движении по Пути самосовершенствования вообще может идти речь. Один китайский мастер боевых искусств очень хорошо сказал по этому поводу: «Если у вас нет ци, то вы — ничто». Даже самый замечательный автомобиль, чудо инженерной мысли, без бензина представляет собой просто груду металлолома. Каким бы человек ни был одарённым и талантливым, без должного энергетического обеспечения он так и останется неудачником, будучи не в состоянии реализовать ни один из своих замечательных планов.

Эмоциональное благополучие (кстати, всегда связанное с энергонасыщенностью) также совершенно необходимо для того, кто стал на Путь духовного развития. Достаточная обеспеченность положительными эмоциями позволяет самортизировать и без срывов пройти период абстинентной «ломки». Речь идёт не только о людях с алкогольной, никотиновой и наркотической зависимостью. Любое изменение поведения в лучшую сторону, любая попытка избавиться от своих личностных дефектов всегда приводит к сильнейшему наплыву отрицательных эмоций, как я уже об этом говорил. Поэтому для движения по Пути самосовершенствования столь важен и столь необходим эмоциональный ресурс, без которого человеку просто не выдержать психосоматических последствий радикального изменения своего жизненного поведения. Если человек несчастен, то прямое волевое изменение самого себя, своих привычек и своего поведения — просто невозможно.

Вот почему наставник тибетского буддизма Атиша в одной из своих знаменитых Семи сутр говорит: «Опирайтесь на радость». Вот почему я убеждён в том, что самым важным и фундаментальным условием успешного продвижения по Пути самосовершенствования является ежедневная энергомедитативная практика, вне которой никакой прогресс невозможен. Именно эта практика даёт нам необходимый эмоциональный, энергетический и информационный ресурс. Только на основе такого ресурса возможно самопреобразование, без него все попытки изменить себя к лучшему посредством прямого волевого усилия — обречены на провал.

Следует помнить, что энергомедитативная практика, сама по себе, уже требует значительных волевых усилий, особенно на первых порах. Не так то просто приучить себя к регулярным ежедневным занятиям. На первом этапе работы над собой вполне достаточно поставить себе задачу формирования привычки к ежедневной регулярной энергомедитативной практике. Регулярность здесь более важна, нежели объём занятий. Для решения этой задачи потребуется минимум полгода. И только после выработки устойчивой привычки, когда практика станет вполне естественной и уже не будет требовать волевых усилий — только тогда можно сделать очередной шаг. Надо сказать, что практика цигун и медитации сама по себе, без специальных намеренных волевых усилий, может изменить человека самым непредсказуемым образом. Происходит обновление круга его общения — одни люди из него выпадают, а взамен появляются другие. Меняется весь стиль жизни, появляются другие интересы. Это относится даже к предпочтениям в пище, к восприятию алкоголя и никотина (например, у курящего человека совершенно неожиданно может возникнуть отвращение к никотину) и т. д. и т. п. При грамотной методике энергомедитативной практики, вне всякого сомнения, эти изменения будут носить исключительно благотворный характер, что, кстати, немедленно почувствуют окружающие люди, друзья, коллеги по работе и, конечно же, прежде всего, члены его семьи.

Итак, первый этап (формирование привычки к ежедневным регулярным занятиям) успешно завершён. Что дальше? Дальше нужно подвергнуть себя анализу и выявить главную свою слабость — выявить то, что в наибольшей степени расточает вашу энергию и замусоривает вашу психику. Важно не ограничиваться самоанализом, но и посоветоваться с близкими людьми. Особенно ценной и особенно важной будет консультация у опытного и компетентного наставника. В конечном итоге, из множества недостатков и слабостей, которые имеются у каждого из нас (как говорят буддисты, «в кипящем котле нет холодного места»), нужно будет выбрать своего самого главного внутреннего врага. Что это может быть? У каждого — своё. Как я люблю говорить своим ученикам: «Все мы алкоголики, только у каждого своя водка».

Сразу же отмечу, что конечный результат этой аналитической работы не нужно формулировать как некое желательное личностное свойство. Нужно его сформулировать именно как конкретное требование к изменению своего поведения. Перечень возможных вариантов далеко не безграничен. Не так уж мы уникальны, как нам кажется. Стандартный набор человеческих слабостей и пороков, со сравнительно небольшими вариациями, существовал во все времена и у всех народов. Вот наиболее распространённые в нашем обществе и в наше время: алкоголизация, наркомания, курение, обжорство (кому не нравится — заменим деликатным словом переедание), сексуальная распущенность и сексуальные извращения, жадность и скупость, информационное обжорство (компьютерные игры, развлекательное чтиво, телевизор), азартные игры, лень и безволие и т. д. и т. п.

Далее, на втором этапе, продолжая свои занятия энергомедитативной практикой, следует вплотную заняться искоренением выделенного недостатка с помощью принятия волевого решения и планирования работы над собой в данном направлении (ведение дневника самоконтроля, мысленное проигрывание критических ситуаций с другим, новым поведенческим исходом, декларирование своего намерения утром и вечером в стиле Карлоса Кастанеды и т. д. и т. п.). Здесь мы, для изменения своего поведения, используем как волевой ресурс, так и всевозможные бихевиористские уловки.

Это будет трудный период. Изменение данного аспекта своего поведения приводит к блокированию соответствующей потребности и выбросу энергоинформационной «грязи» в энергосистему и в психику. Как неизбежный результат — дурное самочувствие и наплыв отрицательных эмоций. Вот почему в такой период «чистки» важно продолжать регулярные занятия энергомедитативной практикой и даже усилить их, увеличив объём утренних и вечерних занятий.

Требуется достаточно длительное время, чтобы процессы психоэнергетической «чистки» полностью отзвучали, чтобы полностью завершилась перестройка в энергосистеме и в психике. Прежде чем решиться на очередной шаг в многотрудном процессе самосовершенствования, необходимо упрочиться в положительном изменении своего поведения и восстановить положительный эмоциональный баланс, на что потребуется от 6 до 12 месяцев бескомпромиссного следования новому курсу поведения. Только после этого можно вновь выбрать следующее слабое звено в поведении и сделать очередной шаг. Как пишет Карлос Кастанеда:

«…всё, что необходимо — это безукоризненная энергия, а это начинается с одного действия, которое должно быть преднамеренным, точным и устойчивым. Если это действие повторяется достаточно долго, ты обретаешь чувство несгибаемого намерения, которое можно приложить к чему-то ещё. Когда это выполнено — путь свободен. Одно ведёт к другому, пока воин не осознает всех своих возможностей».

Если безупречность достигнута в отношении чего-либо одного (скажем реализовано обязательное ежедневное выполнение энергомедитативной практики), то это непременно будет влиять и на все остальное. Другими словами, локальная безупречность приводит к повышению общего уровня безупречности во всем экзистенциальном пространстве.

* * *

В своей книге я часто использую термин самосовершенствование. У некоторых людей он вызывает иронически-насмешливое отношение (всплывает образ русского интеллигента, стучащего себя кулачком во впалую грудь и эмоционально восклицающего: «Я гадкий, я гадкий, но я совершенствуюсь!»).

Другим он не нравится по соображениям идейного порядка: дескать, мотивация самосовершенствования — это примитивно и ошибочно, истинная мотивация, по их мнению, это стремление к познанию Истины.

Ещё один вариант критически-негативного отношения к этому термину заключается в том, что ставится знак равенства между самосовершенствованием и стяжательством паранормальных способностей, когда практика превращается в способ самоутверждения, когда она мотивирована желанием стать лучше, сильнее, умнее и духовней всех на свете.

Другой, не столь уж редкий вариант негативной реакции на слово самосовершенствование, мне доводилось видеть у некоторых последователей дзен-буддизма. С мудрым и многозначительным видом они говорят, что «на самом деле, нет того, кому надо самосовершенствоваться» или же «природа Будды изначально чиста, как можно в человеке что-то усовершенствовать?».

Что на это можно ответить? Вот один из классических коанов дзэн-буддизма под названием «Хогэн и два монаха»:

«Хогэн из Сайрё вошёл в зал, чтобы обратиться к монахам перед полуденной трапезой. Он указал на бамбуковую ширму, стоявшую не на месте, и приказал её убрать. Тотчас же к ширме подошли два монаха, подняли её и понесли. Глядя на них, наставник Хогэн сказал:

— Один из них прав, другой заблуждается»¹⁴.

Как интересно! Как же это может быть, чтобы два человека делали одно и то же, однако один из них прав, а другой заблуждается? На самом деле, тот факт, что они делают одно и то же или говорят одни и те же слова, не имеет значения. Разница не во внешнем проявлении, а во внутреннем понимании. Один из них имеет контакт с истиной, а другой — нет.

Правильные и мудрые слова звучат с великой силой и мощью только в устах просветлённого мастера, сменившего за свою жизнь не одну циновку, на которой он сидит в медитации. В устах же того, кто не обладает развитым сознанием, но всего лишь озабочен самоутверждением, демонстрируя свою эрудицию и ошарашивая слушателей парадоксами, эти же самые слова будут грубой издевкой над истиной, жалкой карикатурой. Подлинная мудрость проявляется в изумительной гармонии между сознанием собеседников, произносимыми словами, местом, временем и ситуацией.

Таким образом, я считаю, что дело не в словах, а в смыслах, которые мы в них вкладываем. Дело не в слове самосовершенствование, а в том, как оно понимается, каким смыслом мы его наполняем. Само же по себе слово самосовершенствование очень даже хорошее. Оно чётко и ясно выражает устремлённость человека к развитию и самопреобразованию. На мой взгляд, оно намного лучше глубокомысленно-расплывчатого и мудрёного термина самореализация. А что касается мотивов самосовершенствования, вообще мотивов нашего поведения, то у кого они абсолютно истинные и правильные? И способен ли вообще неправильный человек на правильное поведение? Даже если болтун молчит, разве от этого он перестаёт быть болтуном? Кто-то из древних мудрецов заявил, что, пока человек не достиг просветления, все его действия принципиально неверны.

Духовная устремлённость и тяга к самосовершенствованию — вот чего явно недостаёт нашему веку, погрязшему, с одной стороны, в лихорадочной меркантильной суетности, а с другой — в погоне за развлечениями и чувственными удовольствиями. Неизбежным результатом является глубокое разочарование и ощущение бессмысленности своей жизни. Наше время потеряло истинные ценности. Нынешнему поколению можно поставить диагноз хронической фрустрации глубинных потребностей духа, стеснённого в своём развитии.

Однако есть иной подход к жизни, есть высший и чистый подвиг самопреодоления и самосовершенствования, для которого нет необходимости уезжать в Индию или Тибет, для которого вполне достаточно обычной жизни в собственной стране. Согласно дзен-буддизму, можно и должно сделать свою повседневную жизнь произведением искусства, экзистенциальным шедевром. И всё, что для этого требуется, можно выразить всего лишь в трёх словах: устремлённость, безупречность и осознанность.